Мы с Бароном пошли в сторону дома. Он объяснялся на ходу:

— Я с Виталием Николаевичем познакомился на выставке, помните? У нас с ним возникли кое-какие взаимные интересы. Мы должны были встретиться еще вчера. Но он все не звонит. И на мои звонки не отвечает. Я заехал к нему домой, но его нет и там. Тогда я подумал, что он здесь — ведь, насколько я понимаю, он личный секретарь Максима Леонидовича.

— Виталий Николаевич вчера был нездоров после нападения. Но сегодня обещал быть. Вы с ним, наверное, разминулись. Подождите, он скоро подъедет. Будете кофе?

— Спасибо, Танечка, я недавно пил. У меня, знаете ли, сердце пошаливает — лучше не злоупотреблять. А как вы? Прошло ваше недомогание на нервной почве?

— Да, спасибо, я уже в полном порядке.

Мы прошли в гостиную и расположились на диване. Мне надо было потянуть время до приезда Гарика, поскольку о планах Виталия я ничего не знала, подозревала только, что он больше в этом доме не появится. Поэтому мне нужно было очень сильно заинтересовать Барона предметом разговора. И под каким-то предлогом перетащить его из гостиной в мою подсобку, потому что Папазян будет искать меня именно там. Тогда я решила пойти ва-банк:

— Антон Эдуардович, после утренней встречи я имела время подумать о нашем разговоре. И вы показались мне человеком, с которым можно иметь дело.

— О чем вы, Танечка?

— Я о том, что не была с вами искренной до конца. Во время нашей встречи вы изучали меня. Но так увлеклись этим процессом, что даже не заметили, как я, в свою очередь, изучаю вас.

— Что это значит?

— Вы ведь сами сказали за меня то, в чем я якобы хотела вам признаться. Но вы увидели только верхний слой. И я не торопилась раскрываться до конца.

— Помилуйте, Танечка, вы говорите загадками!

— Хорошо, я все объясню. Только пойдемте со мной — мне надо вам кое-что показать.

— Ну хорошо, как скажете, — согласился Краузе, всем своим видом выражая недоумение.

Мы вышли в сад, и я провела Барона в свою подсобку. Там, на экране моего ноутбука, высвечивался его портрет в профиль.

— Вот, взгляните, — сказала я, указывая на экран.

Краузе посмотрел, и лицо его вдруг резко изменилось. Оно стало напряженным и жестким.

— Это еще не все.

Я нажала несколько клавиш, и на экране появилась видеозапись.

— Вот с этого трогательного ролика я и получила ваш портрет, господин Барон.

Едва увидев первые кадры, Краузе сделал неуловимое движение правой рукой, и в ней появился пистолет. Черт побери, я не ожидала, что он явится сюда вооруженным. Но это меня не очень испугало — я собиралась вести тонкую игру.

— Спокойно, спокойно, господин Краузе! Не суетитесь. Вы же имеете дело со слабой, безоружной женщиной.

(К сожалению, это было правдой — мой «ПМ» утащил вчера киллер, покушавшийся на Максима. А приобрести новый пистолет у меня не выдалось времени.)

— Я не собираюсь применить этот материал против вас. Я показала вам эти кадры лишь для того, чтобы вы убедились — вы имеете дело с птицей равного вам полета. То, что я наболтала вам утром, — моя ширма. В действительности же все намного сложнее. Получить роль Доры мне удалось случайно, хотя это и помогло моим планам. А вообще я нахожусь в этом доме по совершенно иному поводу. Один очень серьезный господин, коллекционер — не стану называть его по понятным вам причинам, — нанял меня для поисков одной интересующей его картины. Он не поскупился на гонорар, для того чтобы я достала это полотно любой ценой. По его предположению, оно должно находиться в доме господина Алексеева. (О черт, Гарик, ну где же ты!) Я внедрилась сюда под видом садовницы. И начала по мере возможности исследовать закрома Максима Леонидовича.

Слушая мои речи, Барон немного успокоился и опустил пистолет, но не убрал его. Он молчал и испытующе смотрел на меня. Я продолжала:

— Я исследовала каждый уголок этого дома, но так и не нашла нужной картины. Мне удалось втереться в доверие к господину Алексееву настолько, что он рассказал все о своей порочной супруге и даже предложил изображать ее на людях. Он преподнес мне версию о наркологической клинике — ту самую, которую я пересказала вам утром. Но я знала о нем и его жене немного больше, чем он предполагал. Заручившись его доверием, я сумела выудить из него правду об интересующей меня картине. Оказалось, что она была украдена его дражайшей супругой. Мне ничего не оставалось, как пытаться найти следы этого полотна. И следы привели к вам.

Краузе слушал спокойно и сосредоточенно — это означало, что мой блеф сработал. Я сделала паузу и вопросительно посмотрела на Барона. Он правильно понял мой взгляд и спросил:

— Что ищет твой хозяин?

— «Танцовщицу» Дега.

— Вкус недурной. Ну а мне-то что с этого?

— Деньги вас вряд ли интересуют. Я готова на обмен информацией. И на ответные услуги. Ведь, если я не ошибаюсь, вы ищете кого-то взамен покойницы? Кого-то, кто пользовался бы доверием Максима и разбирался в живописи. Сегодня утром вы вели к этому, только другими словами, верно? Я для вас идеальная кандидатура. Максим запал на меня. Он сейчас как никогда нуждается в утешении и женской ласке. У него проблема — наступать вновь и вновь на те же грабли. (Папазян, если ты сейчас явишься, я отдамся тебе сегодня же ночью!)

Барон наконец заговорил:

— Ну что же, детка, ты меня убедила. Ты талантливая актриса, а в нашем деле это главное. Но есть кое-что, о чем я хочу тебя спросить. Насколько ты амбициозна? Насколько жадна? И знаешь ли ты, что погубило Дору?

— Не знаю, но догадываюсь. Я амбициозна, но не настолько, чтобы вообразить, что справлюсь со всем в одиночку. Я жадна, но не настолько, чтобы отгрызть руку, кормящую меня. Суди сам. — Я тоже перешла на «ты».

— Да ты еще и умна. Этого как раз и не хватало бедняжке Доре. Она решила меня кинуть. Она вообразила, что справится со всем сама. Она жалкая оборванка из детдома, которую я подобрал на улице! Ведь это я сделал из нее настоящую женщину. Ведь только благодаря мне она научилась всему, жила как королева, получала любого мужчину, любые сокровища — все, чего только хотела. Но она зарвалась.

— Галатея восстала против своего Пигмалиона?

— Да, она предательница. Она захотела обскакать меня, Барона, у которого под контролем вся контрабанда, есть окна в любой таможне, которому везут шедевры со всей страны. И меня не могут поймать в течение двадцати лет! Да, у Доры имелось много достоинств, но у нее был единственный недостаток, который ее сгубил, — она оказалась слишком глупа.

— Так что же, мы союзники?

— Пожалуй, да.

— Тогда расскажи, где «Танцовщица»? Подари мне ее! Пусть это будет моим авансом. Я отработаю его стократ.

— Может, лучше поговорим о твоем вступительном взносе?