Павел усмехнулся, одновременно решительно пододвинув кости ко мне.

— Признаться, я гаданием на костях так и не смог увлечься — вечно путаюсь в цифрах. Это просто не мое. А вам они нравятся?

Я протянула руки к костям — ей-богу, вы можете смеяться, но мне показалась, что каждая из них — как живое существо, которое может само рассказать мне о будущем, без помощи цифр.

— Очень нравятся. Вы мне их дарите?

— Дарю.

Тут он лукаво улыбнулся.

— При одном условии: вы не будете меня осуждать за убийство жены. И еще одна просьба — бросьте кости на меня!

Я исполнила эту просьбу.

В ответ выпали — три девятки, две двадцатки и тринадцать: все кончается, все приходит к концу — Memento mori, помни о смерти. Да уж, не слишком оптимистичное пророчество! Но, как бы там ни было, а мне пришлось, откашлявшись и опустив глаза, повторить все это Павлу.

— «Все кончается, все приходит к концу», — повторил он севшим голосом и побледнел. Мы еще обменялись ничего не значащими фразами и разбежались каждый в свою сторону.

Вернувшись домой, я не стала по своему обыкновению принимать душ, перекусывать и даже не выкурила сигаретку на ночь под стаканчик сока — я совершенно без сил легла на кровать и почти сразу же уснула.

Когда я практически отключилась, меня поразила простая мысль: сегодня все обошлось без роз! Только подумав об этом, я упала в пучину сна.

Завершая рассказ об этом деле, хочу сообщить о том, что случилось некоторое время спустя.

Как-то, примерно через месяц, мне позвонил Костик, который неплохо подружился с Викторией после той ночи в «Rendez-vous». Мы поболтали о том о сем, а в общем ни о чем, прежде чем мой добрый приятель наконец решился приступить к главному поводу своего звонка.

— Слыхала новости?

— Какие именно?

Я так и видела Костика: сидит, вроде бы жизнерадостно улыбаясь, а у самого кошки скребут на душе.

— Новости грустные и ужасные: наш общий знакомый Павел Трубников, владелец ночного клуба «Rendez-vous», позавчера выбросился в окно. Говорят, его обнаружил рано утром сосед по площадке, отправившись выгулять своего пса: Павел лежал на изумрудном газоне, широко раскинув руки…

— Как будто хотел обнять небо, — завершила я за него.

— Ты просто читаешь мои мысли! — хмыкнул Костик, а я его поправила:

— Или ты читаешь мои отчеты клиенту…

Мы еще немного поболтали ни о чем. Понятия не имею почему, но во время нашей легкомысленной болтовни меня не покидало тяжелое ощущение, что это еще не все «грустные и ужасные» новости приятеля. Так и оказалось: под конец Костик вздохнул и добавил без предисловий:

— Знаешь, есть еще одна новость из той же серии. Моя славная добрая подруга Виктория сегодня с утра пораньше позвонила мне, чтобы сообщить: она уходит в монастырь. Оказывается, она заблаговременно уволилась из университета, раздала свои вещи и цветы, уже несколько раз встречалась с настоятельницей монастыря и обговорила все детали, включая свое имя послушницы. И знаешь, какое имя она себе взяла? Ни за что не угадаешь.

— Даже и не буду.

— Фемида.

Вот так. Если у меня появится новый клиент, желающий узнать, сам ли Павел выбросился из окна или кто-то ему помог, мне не потребуется и минуты, чтобы ответить ему, причем совершенно бесплатно. Ответ будет прост: к окну его подтолкнула Фемида. Понимай, как знаешь.

Прошла примерно неделя после всех этих событий. И вот однажды я получила почтовое уведомление о том, что на мое имя пришла бандероль.

Признаться, я была в недоумении: никаких книг или побрякушек через Интернет я сто лет не заказывала, друзей и родных, посылающих мне домашнее варенье, в природе нет. Так кто же в таком случае мог порадовать меня подарочком?

На несколько дней у меня затянулась канитель с ремонтом, который я решила сделать на гонорар Виктории в своей кухне — скольких нервов стоили мне арка-вход в столовую плюс стены и потолки цвета беж! Но, наругавшись от души с рабочими и получив в итоге именно то, что требовалось, однажды вечерком, перебирая старые платежки и квитанции, я вновь наткнулась на это уведомление о бандероли.

Я была свободна как ветер, с полной мошной и настроением отпуска, поэтому на следующий же день отправилась в почтовое отделение получать свой таинственный подарок. Каких-то несколько минут — и вот я отстояла очередь, заполнила все необходимые бланки, и работница почты вручила мне маленький сверток.

Я задумчиво потрясла свертком возле уха… Совершенно непонятно, что там может быть внутри?! Таинственность бытия… Я поспешила отправиться домой, чтобы спокойно рассмотреть подарок.

Дома у меня все пошло по традиционному сценарию: переодевание в домашнее-легкое-роскошное, турка кофе — на плиту. Только после этого я, едва не повизгивая от предвкушения, вскрыла картонную коробку…

…И извлекла из нее видеокассету. Почетный возраст кассеты подтверждала пожелтевшая бирка с выцветшей надписью: «Учебный фильм «Лестница на небеса» студента постановочного факультета института театрального искусства Григория Горлового, 3 курс, 19.. год, г. Тарасов».

К видеокассете была приложена открытка с забавным зайчиком и надписью «На память». Ни подписи, ни текста. Но почему-то у меня тут же появилось стойкое убеждение, что неизвестный даритель этой кассеты с семейной видеохроникой не кто иной, как Павел, ныне покойный.

Я порылась в тумбочке под телевизором и нашла старую видеоприставку, подключила ее к телевизору, вставила кассету и устроилась с рюмкой коньяка в кресле перед экраном.

Я смотрела уже известные мне кадры учебного фильма, и изображение и музыка «Лед Зеппелин» переплетались у меня в голове с голосами и репликами всех действующих лиц дела под названием «Лестница на небеса».

Первые аккорды великой песни «Лестница на небеса»: гитарные переборы, ностальгический голос Роберта Планта…

«Как-то, чтобы не отставать от супруги, я специально несколько часов просидел в Интернете, пока не нашел всю информацию об этой группе — «Лед Зеппелин». Действительно красивая мелодия, и текст — я неплохо знаю английский — выше всяких похвал…»

Квадрат пустой комнаты с широко распахнутым окном, за которым — ярко-синее небо и слепящий шар солнца. В углу комнаты замер паренек в бледно-голубых потертых джинсах и футболке: крепко обняв себя обеими руками, он носом уткнулся в свои джинсовые коленки — то ли рыдает, то ли отчаянно прячется от реальности.

«Господи, если бы только я знал, о ком шла речь! О том, кого Марго называла своим князем — князем Игорем. Но разве он был реальным князем? Ничтожество, боящееся собственной тени…»