То, что он не собирается делать ничего из приказанного, даже если к нему явятся архангелы с трубами, Сомохов не упомянул.

Аурелиен пожал плечами.

– Господь поведет наши тела, направит руки. Мой удел – сказать тебе, что не враги вы мне более. И воинам, что идут со мной, врагами не будете.

Сомохов промолчал, ожидая продолжения, но собеседник, видимо, решил, что сказал достаточно. Рыцарь встал, опять сложил пальцы в замысловатую фигуру, коснулся лба и сердца и, поклонившись, удалился.

Подождав пару мгновений, к кострам побрел и археолог.

– Ну и что? – Костя, выслушав пересказ беседы, чесал густую шевелюру. – Что нам за квест такой? Вроде, с богами мы этими разругались. Старшой их нас и вовсе сжить со свету повелел, если не врал чернокожий. Да и пользы от нас…

Сомохов катал в ладони сморщенную оливку, пытаясь настроиться на размышления. Разговор они вели приватный, глаза в глаза. Ни женщинам, ни Игорю, слабо еще разбиравшемуся в здешних хитросплетениях, ничего знать покуда не следует.

– Вот и думаю, Константин Павлович, что нет в этом прямой выгоды никому из сторон, что тут издревле сходятся… Вроде бы нет… А вот вспомню слова старика этого, Ану, так немного больше ясности появляется.

– Это ты о том, что мы вроде машин для богоубийств теперь?

– И это тоже… А так же о том, что врагов у похитившего Тимофея перевертыша довольно много и в средствах ни те, ни другие не стесняются.

– Так нас что – в убийцы богов записали? Киллеры?

Сомохов виновато развел руками:

– Француз мне этого не сказал. Говорит, что и сам не знает что за надобность в нас. Верю… И рад бы найти нам другое применение. Но, по правде говоря, кроме смертоубийства в голову ничего не приходит.

Костя нахмурился. Прав Улугбек. Из всего, что они взяли из будущего, самое востребованное тут – их смертоносные навыки. Даже не столько навыки – желающих за деньги отправить врага вашего на тот свет и здесь немало – сколько необычность и сила их оружия. Не привыкли здесь правители даже в чистом поле от народа чужими телами загораживаться. Пока еще не привыкли.

Костя сжал кулак и ударил себя по бедру. Сталь доспеха, так и не снятого на ночь, отозвалась легким гулом. Опять в темную их использовать хотят!

На огонек подтянулся Игорь. Если в начале похода он немного терялся при беседах, особенно рядом с закованными в железо головорезами, в чьих привычках было отхватывать голову любому, кого сочтут врагом, то теперь немного пообтерся, даже завел себе приятелей среди франков. Взгляд бизнесмена стал уверенней, перестали бегать глаза, перескакивая с одного на другое. Из располневшего на мирных харчах обывателя, горекладоискатель понемногу превращался в того Игорешу, которого Малышев знал в юности. Живот втянулся, плечи расправились, и даже шаг стал пружинистей.

Костя задумался.

Тоболь очень хочет стать на равных с теми, кто их окружает. С рыцарями и кнехтами франков. Вот и сейчас – явно мечом махал за лагерем… Видит, что путь этот долог, но не сдается. Понимает, что многим жизни не хватает, чтобы науку усвоить, ведь, не только тело – мышление перестраивать надо, но не сдается, работает каждую свободную минуту. Молодец. Упорный.

Костя невольно посмотрел на свое оружие, сложенное у телеги. А сам он? Малышев бросил взгляд на костер, у которого завалились рыцари. Против любого из них он и минуты не выстоит. Даже в броне этой чудесной. Кнехта, ополченца завалит, а с рыцарем справится вряд ли. Когда тебя с трех лет учат резать других, вырастают чудища, которым рецидивисты века двадцатого в подметки не годятся. Выносливые, злые, ни в грош чужую жизнь не ставящие. Лет с двенадцати отроки уже ходят в походы. К двадцати из десятки в живых остается один-два, которые и получают рыцарские пояса. Естественный отбор… Как у собак? Нет, Костя поправил себя. Не собак – как у волков. Рыцари, как хищники, чуют силу и сбиваются к вожаку. Был таким Горовой, теперь стал Аурелиен. Молод он, а порода чувствуется. В стае всегда вожак должен быть. И зря Костя надеялся на то, что эта роль отведена ему. Чтобы заслужить место впереди стаи, надо самому приучаться глотки рвать, а не с километра расстреливать.

Бывший фотограф вспомнил свою первую конную сшибку, бой у Дорилеи. По спине побежал холодок от воспоминаний.

Да уж… Далеко ему пока до настоящего рыцаря. Хотя и статью и лицом выглядит достойно, но нет… пустоты в глазах при виде крови. Еще не привык… Слишком много думает, а тут так не принято среди благородных. Меч судит быстрее любые споры. Вместо дискуссий и препирательств законников – Божий суд, бой один на один до смерти.

Малышев поднялся. Пора и ему немного помахать оружием, пока лагерь окончательно не затих. Надо приспособится к доспеху.

…Сомохов удивленно проследил за товарищем, но ничего не сказал. Хотя, казалось бы, чего удивляться. Пошел товарищ в ратном деле подтянуться. За месяцы в тихом двадцать первом веке явно мышцы тонус потеряли.

Когда Костя исчез в темноте, сбоку к лежанке подсел Игорь.

– Улугбек Карлович, я вот что подумал. А что мы, собственно, тут делать собираемся? Ну, то, что помочь другу вашему, это уже разъяснили. С плена или тюрьмы его вытянуть. А дальше?

– Простите?

Игорь хмурился.

– Дальше что? Всем скопом обратно к бабке этой страшенной с гномами ее пойдем? Или еще куда? – он указал рукой на улегшуюся Наталью Алексеевну. – Костик, по всему видно, тут остаться собрался. Я про жену и спиногрыза планируемого слышал. Вам, как понял, мое время тоже чужое. А со мной как же?

Сомохов уселся, протер стекла модных солнцезащитных очков, только недавно выуженных из тюков с запасами.

– Ну-с, я надеюсь, что обратно в капище это нам путешествовать не придется.

Игорь осунулся. Шея его от волнения покрылась красными пятнами, уголки рта пошли вниз.

– Не-не-не, господин профессор. Мне тут нельзя! У меня дома жена, бизнес, спа-салон строить начал – нельзя мне здесь! – он глянул кругом, придвинул положенный у ног автомат. – Экзотики тут, конечно, навалом, все, что хотел, отгреб. Не нарадуюсь… Но надо бы проработать план возвращения. Раз у вас уже такое вышло, давайте прикинем, чтобы еще раз прокатило.

Улугбек Карлович усмехнулся.

– Вот это, я думаю, дело будет как раз поправимое.

– А?

– Говорю, что с этим делом мы справимся.

– Ну?

Сомохов поджал губы. Что же он такой непонятливый.

– Мы вернем вас в вашу эпоху.

– Ну?

– Вернем, говорю, мы вас…

– Да что вы заладили? Как вернете, я вас спрашиваю?

– Это вы "ну", как синоним "как" используете?

– Ну…

– А без этого неопределенного артикля никак нельзя? Чтобы понятно было и слуху привычно?