Я снова вынул из ножен меч и решил еще раз использовать его не по назначению. Создатель этого чудесного оружия, должно быть, в гробу перевернулся от такого надругательства над своим творением. Не долго думая я просунул острие клинка, немного погнувшегося от долбежки камня в тюремном окне, в щель между двумя досками в том самом месте, где кончалось бревно, и сильно нажал. Я боялся сломать лезвие, но все обошлось. Доска не выдержала и, громко скрипнув, отделилась от бревна. Спрятав меч обратно в ножны, я надавил снизу, стараясь отодвинуть ее в сторону. Иногда мои необдуманные поступки не поддавались разумному объяснению, и это был один из таких случаев. Получив доступ к жилищу Себенико, я не знал, что буду делать дальше, но почему-то не слишком волновался об этом.

Не успел я как следует отодвинуть напольную доску, как на меня сверху уставилось слабо освещенное масляной лампой и перекошенное страхом лицо хозяина дома. Судя по всему, Себенико проснулся от скрипа оторванной доски и решил посмотреть, кто осмелился вторгнуться в его жилище. Хотя, если быть точным, я просто не успел этого сделать. Но теперь надо было завершить начатое. Я схватил опешившего от неожиданности серебряных дел мастера за воротник его домашнего халата и рванул вниз, так что его голова оказалась в недавно образовавшемся проеме. Повиснув надо мной, он не имел никакой возможности сопротивляться.

— Джулиани! — выдохнул он, и его крупное мясистое лицо побагровело то ли от напряжения, то ли от ярости. — Я позову синьоров, если ты немедленно не отпустишь меня!

— Мне кажется, Себенико, ты уже сделал это немного раньше. А поскольку я сейчас все равно в бегах, то больше не боюсь твоих ищеек. Можешь орать сколько угодно — я все равно уйду отсюда раньше, чем они прибегут.

Я слышал, как он сучит ногами над моей головой, но держал его крепко, а судорожные движения лишь усиливали приток крови к его и без того покрасневшему лицу.

— Итак, господин хороший, скажи мне, почему ты выдал меня властям и что тебе известно о смерти Доменико Лазари. Причем сделай это немедленно, а то я могу поддаться великому искушению вынуть меч и поупражняться с твоей головой.

Когда Себенико понял, что мне известно о его гнусных проделках, его губы перекосились от ужаса, а в уголках рта показалась слюна. Я почти физически ощущал, как он лихорадочно прикидывает, что именно я знаю о его тайне. Я резко дернул за воротник, и он застонал, ударившись плечами о деревянные доски пола.

— Аааа! Отпусти меня! Да, да, я донес на тебя за убийство Лазари. Но это была не моя идея. Я просто хотел отомстить тебе за то, что ты надул нас с Сирией. Мы оба хотели наказать тебя как следует. Но потом он сказал, что лучше пришить тебе более серьезное дело, поскольку ты уже и так плохо относишься к Лазари. Поэтому Совет сорока легко поверит в обвинения, предъявленные тебе по поводу убийства. Еще он добавил, что тебя в любом случае обвинят в его смерти, даже если это никто не докажет. Потому я должен был лишь подтвердить этот слух. Я ничего не слышал о смерти Лазари, пока он не сообщил мне об этом, клянусь.

— Он? О ком ты говоришь?

— О Лоренцо, сыне старика ди Бетто. Это была его идея. От начала до конца, клянусь.

Я оставил Себенико висеть в дыре вниз головой, а для пущей гарантии сунул ему в рот комок скрученного халата. Конечно, ему понадобится немного времени, чтобы освободиться, но мне этого будет вполне достаточно, чтобы вернуться к своей лодке и исчезнуть в ночной темноте. Однако, когда я проплывал мимо Мерсерии, до меня из темноты ночи донеслись громкие крики синьоров. Значит, Себенико оказался проворнее, чем я ожидал. Остановив лодку под корявым деревянным мостом, нависшим над каналом, я сжался в комок и слился с сумраком ночи. Вскоре над моей головой послышались шаги одного из полицейских, а за ним проследовали остальные.

Сначала я подумал, что синьоры побежали на мост, и еще крепче сжал рукоять меча, стараясь унять нервную дрожь в руке. Сердце гулко колотилось в груди, и надежда оставалась только на клинок Катерины. Затем я услышал какой-то странный крик, за которым послышался гулкий топот. Я затаился и сидел не шелохнувшись, опасаясь разоблачения. Через некоторое время шум затих и лишь приглушенные стоны свидетельствовали, что над моей головой идет борьба не на жизнь, а на смерть. Я всегда представлял себе, что подобное сражение должно быть шумным и драматичным, но когда эта борьба наконец-то закончилась, ее завершением стало непонятное утробное бульканье.

Я еще крепче прижался к внутренней стороне моста и всеми силами удерживал под собой лодку, чтобы та не выскользнула. И все это время моя голова находилась прямо под краем моста. И вдруг перед моими глазами оказалось чье-то перекошенное от боли лицо, перевернутое, как незадолго до этого у Себенико. Я замер от неожиданности и приготовился к худшему. Мне показалось в тот момент, что меня обнаружили и сейчас вытащат из укрытия. Но в следующую секунду я с ужасом понял, что глаза этого человека лишены каких бы то ни было признаков жизни. Из его носа и рта тонкой струйкой стекала кровь, окропляя курчавые черные волосы и падая на грязную поверхность воды, где расплывалась маленькими розовыми кругами. Он булькнул еще раз и окончательно затих. Голова безжизненно покачивалась взад-вперед, а лицо было так близко, что я без труда разглядел старый шрам внизу подбородка и золотую серьгу в правом ухе. В следующее мгновение лицо внезапно исчезло над кромкой моста — синьоры устраняли свидетельство преступления.

Через некоторое время их шаги стихли вдали, и только тогда я рискнул высунуть голову и посмотреть на мост, но смог разглядеть в темноте лишь группу людей, тащивших что-то вроде большого мешка. Вскоре их смутные тени исчезли в ночной темноте. Вокруг было так тихо, будто ничего не случилось и все это мне приснилось. Но я был уверен, что среди черных фигур мелькала коренастая тень Лоренцо Градениго. Мои руки дрожали от волнения, когда я изо всех сил отталкивался шестом от илистого дна канала, с ужасом понимая, что вместо окровавленного лица незнакомца вполне могло оказаться мое собственное, попади я в руки Градениго.

Однако это был другой Лоренцо — сын старика ди Бетто, которого я должен был отыскать с наступлением темноты. Но сначала мне предстояло провести день в тесном общении с неутомимым и неугомонным Маламокко.

— Баратьери, покажите мне еще раз, как нужно тасовать карты, используя трюк «ласточкин хвост».

Я вздохнул и снова продемонстрировал парню все премудрости карточного шулерства, начиная с подбора колоды карт и заканчивая их тасованием по принципу «ласточкиного хвоста». Трюк заключался в том, чтобы приметить одну-единственную карту и не выпускать ее из виду. На самом деле это вовсе не тасование, а просто классический прием фиксации карты. Маламокко попытался проделать то же самое и как ребенок радовался своей необыкновенной сноровке. Он действительно был хорош в этом деле, причем настолько, что я поклялся про себя в будущем никогда не играть с ним в азартные игры. Если, конечно, у каждого из нас будет это будущее.

— Так на кого, вы сказали, указал серебряных дел мастер?