– Давай! – распорядился он.

Однако главбух не спешил выполнять указание – медлил и мялся.

– В чем дело?! – поднажал Старостин.

– Андрей Михайлович… – заблеял толстяк. Сейчас пот, несмотря на работающий в кабинете кондиционер, просто-напросто струями стекал по пухлому лицу. – Вы ведь понимаете, что если об этом узнают… Я тогда конченый человек…

– Никто ничего не узнает! – попытался успокоить Старостин, которого просто потряхивало от нетерпения.

– Ага! Это вы сейчас так говорите! – Главбух успокаиваться никак не желал. – А потом…

Старостин неожиданно понял – а ведь малый просто хочет денег. Откат. Страна у нас, знаете ли, такая – все строится на откатах. Разумеется, что часть добытых таким путем бабок идет на борьбу с коррупцией…

– Сколько? – коротко и резко спросил Старостин.

– Ну-у… – закатил глаза главбух.

– Не тяни! – прикрикнул на него Андрей Михайлович. – Быстро говори.

– Я думаю, что двадцать процентов от общей суммы… – Главбух судорожно сглотнул, кончик языка пробежал по губам. – Это будет нормально…

– Хорошо, – не раздумывая, ответил Старостин. – Ты их получишь. Давай бумаги.

Главбух полез в стол, долго там что-то перекладывал, потом вытащил и выложил на стол пару каких-то бухгалтерских бланков, сразу же накрыв их сверху чистым листом бумаги.

– Вот… – Пухлые пальцы накрыли документы. Директор Департамента бухгалтерского учета и финансовой отчетности не спешил передавать их Старостину.

– Что еще? – Откровенно говоря, такая вот манера общения уже серьезно раздражала Андрея Михайловича. Настолько, что он готов был свернуть нерешительному, но при этом жадному главбуху шею. Прямо здесь и сейчас в этом самом кабинете.

– Вам понадобится доверенность… – сообщил главбух. – К сожалению, у меня подписанных нет…

– Не суетись под клиентом! – Старостин решительно сбросил пальцы собеседника с лежащих перед ним бумаг, подтянул их к себе. Глянул – точно, подпись Малышева. – Ладно, бывай!

– Вы про меня не забудьте, – уже в спину покидающему кабинет директору Департамента безопасности пискнул главбух.

– Конечно, не забуду, – не оборачиваясь, бросил Старостин и вышел в коридор.

Разумеется, он не собирался делиться с этим дураком-главбухом. Миллион долларов – это такая сумма, что хорошо, без остатка, делится на единицу. Любой второй при дележе лишний. А про третьего и речи идти не может.

Старостин чуть ли не бегом ворвался в свой кабинет. Запер дверь, полез в стол, извлек оттуда чистый бланк доверенности; взял из шкафа одну из многочисленных папок-скоросшивателей. Здесь у него хранились образцы подписей руководителей концерна. Для чего? А он и сам бы не смог объяснить. Просто когда-то взял и собрал. На всякий случай. Вот и пригодились…

Андрей Михайлович изучал подписи. Роспись Малышева была бы предпочтительнее, конечно… Но она и сложнее в исполнении. Виктор Георгиевич, человек резкий и порывистый, расписывался так же, вполне в духе своей натуры. Правые завитки чередовались с левыми, между ними, совершенно не к месту, ложились прямые линии. Тяжело…

А вот подпись финансового директора – самое то. Конечно же, она тоже непростая, многозавитковая. Но все эти завитки и росчерки идут только в одном направлении.

Старостин подошел к окну, приложил к нему лист с образцом подписи финансового директора, наложил на него чистый лист бумаги. Взяв шариковую ручку, начал осторожно обводить просвечивающую подпись…

Тот, кто думает, что вот таким образом можно четко скопировать чужую подпись, ошибается. Нет, получится, конечно, нечто такое, похожее. Но – всего лишь похожее. Рука немного подрагивает, линии получаются нечеткие, размытые, корявые. То есть вообще не то. Дело не в точности пролегания линий, в их совпадении. Дело в отработанности. Ведь роспись выполняется одним лишь движением руки, на автопилоте. Попробуйте провести самый простой эксперимент – вспомните, как выглядит ваша подпись до последнего завитка. А потом – распишитесь. Не автоматически, отключив мозг и следуя за рукой, а по памяти проводя линии. То, что у вас получится, никто, даже вы сами, не признаете за свою подпись. Будет нечто непонятное и корявое.

Вот и сейчас Старостину надо было просто проверить направление линий, понять их расположение относительно друг друга, общий наклон. Дать руке почувствовать. После чего он перебрался за стол и стал методично, раз за разом отрабатывать на чистых листах бумаги автограф финансового директора.

Минут через двадцать Старостин счел, что достиг в этом деле определенных успехов. Пододвинул к себе бланк доверенности, несколько раз вдохнул-выдохнул и одним слитным движением расписался. Взял доверенность, сверил свою роспись с образцом… А ведь нормально получилось! И не придерешься!

Скомкав листы, на которых тренировался, бросил их в корзину для бумаг. Вообще-то такие вот бумаги подлежат уничтожению… Но сейчас не хотелось с этим заводиться. Время, время, время! Да и не собирался он после визита в банк возвращаться в этот кабинет. Та часть жизни, что была связана с концерном, завершена…

– Извините. Как мне попасть в третье отделение?

Охранник, стоящий у входа в частную психиатрическую клинику, немного свысока взглянул на визитера. Невысокий, худощавый, впечатление богатыря не производит. Длинный козырек бейсболки, насаженной на самые уши, полностью закрывает верхнюю половину лица. Солнцезащитные очки здоровенные, скрывают все остальное. Только остренький подбородок копьем торчит вперед. В руках какой-то бумажный сверток…

Вообще-то охранник просто набивал себе цену, затягивая паузу и изучая визитера. Не пропустить его он просто не мог. Те, кто лежал в клинике, могли бы потом – решись он на такое – выразить свое недовольство поведением стража ворот. И пришлось бы ему тогда искать работу. Закон капитализма: все решает тот, кто платит.

Эти люди шли напропалую, уверенные в себе, в собственной значимости, в том, что их никто не посмеет остановить. На охранника они и внимания не обращали. Вроде как и нет его здесь. Стоит стол, за столом – стул. А на стуле – никого. Вот и решил охранник чуть потешиться, поднять немного упавшую за последнее время донельзя планку самооценки. Таким этот даже не человек – человечек! – выглядел забитым и запуганным, что не порисоваться перед ним было бы просто грешно.

– А к кому идете? – строго спросил страж ворот.

– К брату, – торопливо и чуть заискивающе проговорил пришелец. И добавил на всякий случай: – Брат там у меня. Болеет, бедолага…

Многозначительно помолчав еще немного, охранник важно кивнул:

– Ну, раз брат… Иди. Второй этаж.

– Спасибо! – Втянув голову в плечи, малый проскочил мимо стража.

Не спеша поднялся на второй этаж. На лестничной площадке – только одна дверь. Солидная, металлическая. В металле – прямоугольник окошка. Справа на стенке – кнопка звонка.