Я вынырнул из сна, задыхаясь от страха. Перед моими глазами до сих пор стояло белое, словно вылепленное из воска, лицо прекрасной девушки.

Оглядевшись по сторонам, я застонал от отчаяния.

— За что ты мучаешь меня? За что?

* * *

Как можно было встать среди ночи, одеться, взять ключи, проехать несколько миль и абсолютно этого не помнить? И ради чего? Кошмарных снов и чьих-то страшных воспоминаний?

В том сне я видел не только мертвую молодую женщину, но и свои руки, прижимающие ее к себе, судорожно хватающие ее за волосы, плечи. Слышал свой — но чужой — голос, умоляющий Алессу не умирать.

Даже во сне я был в этом самом доме. Переживал события, о которых до минувшей ночи понятия не имел.

— Это просто сон, — убежденно сказал я вслух, но самому себе не поверил.

Несмотря на полный разброд в мыслях и мрачный настрой, я все же отправился к Лайли на встречу с друзьями. И Гленн, и Даг были искренне рады меня видеть. Эти двое были друг другу как братья, хотя и являлись полными противоположностями — как внешне, так и внутренне.

Гленн — худощавый и темноволосый — часто пребывал в состоянии некой задумчивости, из-за чего над ним постоянно подтрунивали друзья. В особенности ему доставалось от Дага, который никогда не упускал ни малейшей возможности подшутить над другими.

Довольно крупный мужчина, которого симпатичным можно было назвать с большой натяжкой, Даг тем не менее пользовался успехом у девушек благодаря своему легкому характеру и обаянию, чего о замкнутом Гленне сказать было сложно.

Эти двое дружили со школы. Я познакомился с ними уже в университете. И Гленн, и Даг не пропускали ни одной студенческой вечеринки. Гленн любителем тусовочной жизни не являлся, но его нежелание тратить время на веселье Дага волновало мало. Он тащил Гленна на каждую вечеринку, безуспешно пытаясь приобщить к студенческому безумию.

После окончания университета все трое остались в Дейстере. Я и Гленн успешно прошли собеседование в крупную рекламную компанию, после чего стали работать в соседних отделах. Дага на последнем курсе выгнали из университета, однако такой пустяк расстроить его не мог. На вечеринке в честь нашего с Гленном выпуска из университета Даг купил себе фальшивый диплом. В графу «специальность» он гордо вписал «прожигатель жизни». С тех пор перебивался временными заработками, но присущих ему оптимизма и жизнелюбия не растерял.

— Дружище! — Даг с силой хлопнул меня по спине, едва не выбив дух.

Гленн широко улыбнулся и торжественно вручил мне пакет, из которого выглядывало горлышко обожаемого им виски. Тут же в гостиную впорхнула Лайли с четырьмя стаканами в руках.

— Ты же не пьешь крепкие напитки! — удивился я.

Подруга лукаво подмигнула.

— Тебя слишком долго не было в Дейстере.

Сегодня на Лайли было короткое черное платье, не скрывающее стройные загорелые ноги. Пока она готовила на стол, щеки ее раскраснелись, волосы, уложенные в небрежный пучок, рассыпались по плечам. Она заметила мой пристальный взгляд, задержавшийся на ее фигуре дольше обычного, и покраснела еще больше.

Когда Лайли ушла на кухню, Даг многозначительно кивнул в ее сторону.

— А она все больше хорошеет, — полушепотом сказал он, и на его лице появилась хорошо знакомая мне улыбка.

— Не начинай, — вздохнув, попросил я.

— Да брось, Ленард, не делай вид, что ты этого не видишь.

Я раздраженно поморщился. Снова эти его подначки…

Лайли приходилась Дагу двоюродной сестрой, именно он и познакомил нас друг с другом. Тогда она была совсем юной, ей не исполнилось и тринадцати.

Я много времени проводил в обществе Дага, а Лайли как хвостик постоянно бегала за нами. Время шло, и я заметил интерес Лайли ко мне, но всерьез ее не воспринимал. Сейчас ей исполнился двадцать один год, и она действительно расцвела. Вот только я по-прежнему видел в ней лишь маленькую девочку с двумя черными косичками, которая смущалась одного лишь моего взгляда.

Даг открыл было рот, чтобы отпустить очередную подколку, но тут в гостиную вошла с закусками Лайли. Он оставил невысказанные мысли при себе, но ухмылку с лица так и не стер. Я укоризненно взглянул на Дага, понимая, что от него так просто не отделаться.

Я и сам не ожидал, что бесхитростная беседа с друзьями сможет отвлечь меня от беспрестанно лезущих в голову мыслей о странном доме. Но смесь пьянящего виски, грубоватых шуточек Дага, в этот вечер почему-то казавшихся очень забавными, и взглядов Лайли, которых я то и дело ощущал на себе, подействовала на меня расслабляющее.

Я и хотел бы рассказать друзьям о произошедшем, но… не мог. Что, если они заподозрят во мне одаренного? Но даже если нет… Они начнут расспрашивать в попытках достучаться до истины, а ответов у меня нет.

В разгар веселья раскрасневшаяся от алкоголя Лайли предложила попеть караоке.

— Выбирай! — великодушно разрешила она, протягивая мне диск с песнями.

В голове приятно шумело. Рассмеявшись, я взял диск. Я терпеть не мог подвыпивших людей, выводящих пьяными голосами рулады, но, кажется, сегодня собирался стать одним из них.

Лайли присела на подлокотник моего кресла и терпеливо ждала решения. От нее пахло незнакомыми духами — приятными, с горчинкой. Я повернулся к ней, чтобы спросить название духов. Мне хотелось подарить ей эти духи. Мне хотелось, чтобы от нее так пахло всегда.

Лайли рассмеялась над какими-то словами Гленна, которых я не расслышал. Смеясь, она невольно откинулась назад и прядь длинных волос соскользнула с ее груди на спину, коснувшись его щеки.

— Лайли, — начал я…

В отчаянии я обратился к единственному человеку, кто мог бы мне помочь. Я чувствовал себя предателем, но не мог позволить, чтобы меня посадили в тюрьму. И я пошел на эту сделку, отдал тело Алессы. Я ненавидел сам себя. Я сам себе был противен.

Но хуже страха, что однажды меня поймают, было чувство вины за произошедшее. И ощущение пустоты, все больше разрастающееся в душе.

Именно тогда я написал свою первую картину. Ту самую картину.

Я писал, повинуясь некоему порыву, чувствуя слезы на своих щеках, и ничего из-за них не видя. Но моя кисть продолжала скользить по холсту, словно мои руки действовали сами по себе.

Закончив, я ошеломленно взглянул на картину. Я понятия не имел, откуда она взялась в моей голове, что заставило меня ее написать.

На картине был Дейстер. Но странный, черно-белый, с сумрачно-свинцовым небом. И люди, которые шли по нему, были черно-белыми. И кажется… некоторые из них были мертвы. Смерть отпечаталась на их лицах и телах в виде ожогов и ран, но даже их кровь была темно-серой.

Мой странный дар вновь проснулся. Смерть Алессы его пробудила.