Режиссёр Иван Чика-Гром был так малоросл, что Жако сразу ощутил себя героем. Что и как будут снимать, старого актёра перестало волновать ровно в тот миг, когда в кармане очутилась тысячная. Жако время от времени её ощупывал, бормотал: «Уеду в Немчиновку… Ей-ей, пешком уйду. К историку знаменитому, стричь собак наймусь. Там гадости про Розу петь никто не посмеет».

Чика-Гром подступил сбоку к мечтательному Жако, обмерил пядями его лоб. Старый актёр похолодел, а Чика картинно развёл руками:

– А полобастей не было? Яков Вилимович, друг ситный, ты куда смотрел?

Люлькин-Брюс объяснял в это время Оболтусу преимущества съёмок на верхотуре.

… и понимаешь? Воздух там, воздух!!

– Воздух воздухом, а какой-то утырок с 72 этажа недавно выпал.

– Ты не Оболтус. Ты пень с глазами. У вас же летательный аппарат будет!

Режиссёр, тем временем, крикнул в направлении машины испещрённой буквами «К» и розовыми квадратами-треугольниками.

– Где сценариус! Порву его, как панда тузика…

Из белого, сильно размалёванного минивэна выкатился рослый животатый человек с моноклем в глазу, засеменил к режиссёру. Маленький Чика встал позу, дважды показал сценариусу кукиш, крикнул:

– Вот тебе, а не клип! Лоб у него не тот. Не тот, понимаешь? Я же просил: найти мне медный лоб! Лоб, похожий на брюсовский!

– Просили медный, будет медный. Гримёр медную пластину сюда из «Артаксеркса» приволок… Лучше настоящего гореть на солнце будет!

Медная пластина, сделавшая его похожим на древнего перса, повергла Жако в транс.

– Так ничего, а? – льстиво заглядывал он снизу вверх в бесцветные очи сценариуса. Тот поплёвывал в сторону, цедил равнодушно:

– Щас Чика-Гром всё скажет, он у нас режиссёр – умереть и не встать! Сам Бунюэль ему когда-то завидовал…

Режиссёр, кричавший в это время на девушку в жарких ватных штанах и прозрачной маечке, полуобернулся. Девушка, воспользовавшись паузой, пулей стрельнула к минивэну. Чика погрозил ей вслед, повертел двумя пальцами подбородок Оболтуса, сказал: «годится», – и вылупился на Жако.

– Мятый-перемятый он у тебя. Слышь, Исаич? Другого не было?

– Знамо дело не было! Был бы другой, дали бы другого. А у этого блуза – класс, и мордочка гномовская. Лоб подкачал, – так пластинка выручит!

Сценариус стукнул Жако по медному лбу костяшкой пальца. Пластинка не зазвенела. Жако погрустнел: Немчиновка – рассыпалась на глазах.

– Ладно, – вдруг смилостивился Чика. – Две тысячи за помятость им срежешь. А Стоичковой, этой болгарке в штанах ватных – прибавишь. И правда, упрела вся. А у неё роль гулаговская, роль историческая!

После споров и тыканья в нос пропусками – скоростной лифт. Оболтус в лифте раздухарился, а Жако, наоборот, затрясся от страха. С каждым пройденным этажом, с каждой горящей новой циферкой, страх нарастал, становился яростней, злей. Жако крепко сжал веки, увидел зелёное поле, обтыканное плакучими ивами…

– Приехали! – радостно крикнул Чика.

– А Брюс?

– Он уже давно, где надо, он дело своё знает!

Вид Москвы с высоты 86-го этажа башни «Око» – Оболтуса поразил: какая там Тверь! Он готов был здесь, под крышей, над недавно открытым катком, в какой-нибудь коморке поселиться, чтобы наблюдать букашечные машины, еле видимых людей, проулки, автобусы, зеленовато-бурые массивы дальних парков. А Жако всё не мог отлипнуть от страха. Вдруг ему показалось: их с Оболтусом сюда заманили, снимут в ролике и умертвят! Недаром Брюс сказал: «Чика – режиссёр жестокий, режиссёр – не справедливый»… И Брюса нигде нет.

Держась рукой за сердце, Жако дёрнул за рукав режиссёра, как ни в чём не бывало болтавшего с Оболтусом.

– Вы… Вы ведь нас не сбросите вниз?

– Сбросим! Обязательно сбросим! И как раз – вниз головой!

– Как же? За что же? – Онемел Жако.

– Дерево!

– Что-что?

– Я говорю: дерево ты, а не попугай! Оглянись! Видишь? Параплан – ну, такой дельтаплан для двоих, – спрашиваю, видишь? Механик уже собирает.

Жако оглянулся, и у него отлегло от сердца: двойное удобное сидение с одним большим и двумя малыми колёсами, оранжевый и белый шёлк, пока нераскрытого парашюта-крыла, металлические, красиво выгнутые трубки, винт, соединённый с моторчиком…

– А как на параплане летать?

– Как, как. Как пташки небесные, вдвоём – и резко вбок! Ну, шучу, шучу. Парашют-крыло эллипсоидом раскроется! Ваш друг позади, вы сзади. Вам ведь зад свой беречь надо? Так? Ладно, опять, шуткую. Плавно кругами вдвоём… Короче, механик объяснит. Здесь работает система – пилот-крыло. Понимаешь, старая ты калоша? – начал потихоньку раздражаться режиссёр.

Подошёл механик: запах модного одеколона, летел впереди него, как облако. Механик отвёл Оболтуса в сторону. Жако видел, как радостно кивает его партнёр, слышал обрывки слов: «… у нас аппарат отличный, «Зорро II Би»… Даже жалко таким аппаратом рисковать… Опасные режимы полёта – если только ветер… Ты – пилот-крыло. Полёт напрямую зависит от силы тяги, которую ты и будешь создавать, – ворчал, облезлый как кот механик.

– Я тебе потом объясню, Жако. Я однажды в Твери на дельтаплане пробовал, правда, тот был без мотора. Не боись, педрилло.

– Я не педрилло. И ничего плохого в параплане и в этих людях не вижу. Люди добрые, люди нежные. Только голоса у них – кастрюли гремящие.

– Ну, всё, надоел, – закричал, приближаясь к ним Чика-Гром, – я б сам полетел, только у меня лицо известное, в клипе другое надо. А ну одевай хитон, шушваль! А поверх – опять свою блузу. Яркая она. Оператору легче снимать будет.

Жако, трясущимися руками, снял свою блузу, одел хитон. Синий цвет с розовой продольной полосой ему понравился. И Оболтус похвалил:

– Да тебя в таком хитоне не то, что в Театр клоунов – тебя в родной Малый назад возьмут. Вы ему, хитон этот продайте по дешёвке!

– Продадим… Даже подарим. Ну, соколы? Летим?

Первые секунды полёта ошеломили Жако навсегда, навек!

Пока препирались у лифта и возились с парапланом – отшумел слепой дождь. Теперь дождь кончился, но внизу ещё бежали дождевые ручьи, даже малые речушки, над ними стоял прозрачный пар, розовые крыши огромных новых автобусов посвечивали под не уходившим и во время дождя солнцем, затаённо усмехались сады, торчали празднично бездымные трубы…

Наблюдая за полётом, Чика-Гром набрал оператора:

– Петюня, к вам летят, правильно взял курс Оболтус этот! Ждём ветерка! Как шмякнутся – рожи их кривящиеся снимай. Крупно, крупно снимай… С полицией я договорился. Они опоздают. Главное – мучения разбившихся после радостного полёта, уловить!..

Ветер рванул крыло неожиданно. Оболтус почувствовал: парапалан, который он направил точно в заданное место близ реки, на пустырь, рядом с прогулочной площадкой для собак, вдруг стал непослушным, маленький моторчик тарахтел, запинался. Весело вертевшийся сзади винт вдруг заклинило. Оболтус, как учили, постарался совместить себя с тягой, попытался стать продолжением крыла… От натуги он побелел, оглянулся на партнёра.