– Итак, ты обдумала мое предложение?

Я и не заметила, как Маму подошла.

– Да.

– И что же ты решила? – невозмутимо спрашивает она.

Господи, как я все это ненавижу. Любой ответ будет ошибкой. Что бы я ни сказала, мне придется об этом пожалеть. Я думаю о Маму, приказывающей мне идти в дом. Об утреннем разговоре с Брайаном. О маме, которая молча убирает соль из-под кроватей. Она знает, что я это сделала, но не попрекает меня ни единым словом. Мама ненавидит ту часть меня, которая так привлекает Маму.

Маму ждет, что я отвечу. А я понятия не имею, что сказать.

Это место – словно блоха на собаке. Оно высасывает из меня всю уверенность.

– Расскажите мне о Лоне, – говорю я.

– А при чем здесь этот огрызок? – недовольно спрашивает Маму.

Огрызок. Обрывок чего-то. Надписи, которую я видела на стене пещеры.

– Он опасен? Я видела сон…

– Что за сон? – Лицо Маму заостряется, взгляд грозит пронзить меня насквозь.

– Жаркий и душный, и…

– И что?

И я была готова сделать все, о чем он попросит. Даже если бы мне пришлось бороться с собой.

– Не знаю. Но он отличался от обычных снов. У меня было такое чувство… почти как на том перекрестке с лисой.

– Почти?

– Почти. Но не совсем.

Маму вздыхает, словно я капризный ребенок, который отказывается есть кашу. Меня в самом деле раздражают ее вопросы. Она хочет, чтобы я обратилась к своему инстинкту. А почему бы ей не воспользоваться своим?

Она смотрит на меня и цокает языком. Нет, правда, цокает. Мне хочется что-нибудь пнуть. Руки Маму тянутся к буфету, она хватает банки и начинает смешивать ингредиенты. Потом ставит на огонь маленький чайник.

– Если Лон опасен, вы должны сказать мне об этом. Кэтлин…

– Я ничего тебе не должна. Да, я решила, что буду задавать тебе вопросы. И поделюсь с тобой знаниями. Тогда, когда сочту нужным.

– Но…

– Мэдлин, у тебя есть инстинкты. Используй их.

– Я не могу жить, опираясь только на инстинкты.

– Так и есть. Ты не можешь.

– Маму, я не знаю, чего хочу, – вздыхаю я.

– Твои глаза только начали открываться, – говорит она.

– Я всегда хотела учиться. Поступить в колледж. Жить нормальной жизнью. И до сих пор хочу.

– Но так будет лучше. – Губы Маму изгибаются. Она что, улыбнулась? – Не в плане веселья и прочего, но, если ты действительно хочешь работать и помогать людям, я тебя научу.

– Мне нравится моя жизнь, – ответила я. – Я не хочу отдавать все, что у меня есть, но хочу услышать, что вы скажете. Хочу работать и помогать вам, что бы вы ни делали для своих пациентов. Вы же говорите, что я должна отречься от той части себя, что дает мне силу, во имя той, что заставляет меня грустить.

В глазах Маму я вижу отражение маминых, полных разочарования. Если бы она знала, где я и о чем думаю, она вряд ли обрадовалась бы. Голос Брайана звучит в моей голове, ему вторит мамин. И Кэтлин… если я пойду в ученицы к Маму, она будет все чаще оставаться одна. А Лон станет увиваться вокруг нее, подобно ядовитому плющу. Я хочу, чтобы моя сестра знала – в ее жизни есть человек, который всегда на ее стороне. Что ее любят, причем той любовью, что не требует обладания. Любовью, замешанной на кровном родстве. Той, что не иссякнет.

Мысли скачут в голове, а Маму продолжает внимательно изучать мое лицо. Кажется, она догадывается, что творится у меня в душе. Мы заговариваем одновременно:

– Думаю…

– Но впустую растрачивать свой талант… – начинает она, и я перебиваю ее, что, возможно, глупо, но она перебила меня первой.

Я так много держу в себе, что сейчас, позволив себе открыться, чувствую облегчение. В этом месте, где каждый считает своим долгом напомнить мне, как мало я знаю, как мало могу сделать и как мало значит то, чего я хочу, сила чуть ли не в первый раз на моей стороне.

– У всех есть таланты, которым не суждено развиться. Может, я бы замечательно играла на укулеле, только я этого никогда не узнаю, потому что мне плевать на укулеле.

– Но то, что мы делаем… это тебе не на укулеле бренчать! – почти выплевывает Маму.

Я смотрю на нее сердито, направляя волну гнева в сторону двери:

– Это сравнение! Я пытаюсь объяснить, что решение, к которому вы меня подталкиваете, изменит всю мою жизнь. Это долгий процесс. Мне нужно время. И если вы не хотите мне его дать, значит, мой ответ «нет».

– Время может стать проклятием, – говорит Маму. – Мэдлин, я тебя услышала. А теперь сядь. Я заварю тебе чай, чтобы отогнать дурные сны.

– А Кэтлин? – спрашиваю я.

– Для твоей сестры я и так делаю, что могу, – отвечает Маму. – Чай, который я ей давала, похож на этот.

Она открывает несколько банок и принимается смешивать травы.

– Но как мне уберечь ее от опасности?

– Я не знаю, на что ты способна, – говорит Маму. – И всем нам рано или поздно приходится что-то терять.

– О чем вы?

Она вздыхает, заливая кипятком заварку:

– Мэдлин, ты отвергла мое предложение, но продолжаешь задавать вопросы. Есть в этой жизни дороги, которые мы выбираем. И те, от которых отказываемся. Если ты не согласна со мной работать, то учить тебя – не моя забота. Иди к своему отчиму, и пусть он расскажет тебе об этом мальчишке. Если в Брайане есть хоть что-то человеческое, он что-нибудь сделает. А пока на вот, пей. – Маму пихает мне в руки кружку с толстыми глиняными стенками.

Я делаю глоток, и меня едва не выворачивает.

Морская вода, крапива, роза и… фенхель? А еще похожие на зубы маленькие белые камушки – в мути осадка на дне.

– Пей! – настойчиво твердит Маму. – Это поможет.

Я не решаюсь с ней спорить. С каждым глотком на меня и в самом деле снисходит спокойствие. Гаснет внутренний жар. Может, все дело в чае, а может, в том, что я отказалась идти к Маму в ученицы. Следующий шаг – разобраться с Кэтлин. Перспектива признаться Уне в своих чувствах пугает меня больше, чем Лон, так что это оставим напоследок.

– До свидания, Маму, – говорю я.

Дергаю дверь, но она не открывается. Маму невозмутимо поворачивает защелку в другую сторону и наклоняет голову к плечу:

– Что ж, иди. Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать. А я тебе понадоблюсь. – Она говорит об этом с такой уверенностью, что в ее словах мне слышится угроза.

– Посмотрим, – отвечаю я и выхожу, а когда дверь закрывается, в спину мне летит:

– Посмотрим.

Может быть, Маму и мудрая женщина, но это не мешает ей быть мелочной.