— Лучше не надо, не рассказывай, я ему не понравлюсь. Могу я что-нибудь сделать для тебя? Скажи мне, кому отомстить за твою смерть?

— Не надо за меня мстить. Лучше освободи Гунарта Сильного. Если сможешь. Ему достается на рудниках больше всех. Его заставляют делать самую тяжелую работу, кормят хуже всех и постоянно бьют кнутом. Это он помог мне бежать. Порвал цепь голыми руками. Обещай, что освободишь его. Ведь это ты виноват, что Гунарт попал на рудники.

— Ладно, Кларис, обещаю! И клянусь, кто-нибудь ответит за твою смерть!

Как же я не люблю давать обещаний. Я слишком серьезно отношусь к ним и, если что пообещаю, расшибусь в лепешку, но сделаю.

Гунарта Сильного мне освобождать совершенно не хотелось. Не потому, что он был моим врагом, как раз наоборот, Гунарт мне нравился, хотя и был телохранителем маньяка Урманда. Просто я считал: то, что он попал на рудники, его личные трудности. Однако последнее желание умирающего надо выполнять, и я пообещал. Кларис удовлетворенно улыбнулся и перестал дышать.

Я гневно взглянул на Вальдейна:

— Почему ты его не вылечил?

— Я облегчил ему страдания. Он попадет в Лучший мир счастливым!

— Тоже мне счастье! Что ему тут, плохо было?

— Конечно, плохо! Что хорошего он видел на этом свете?

— Может, у него все было впереди! Энди бы его точно спас!

— А кто такой Энди? Имя похоже на гномье, но гномы не разбираются в целительстве.

— Это мой друг, Эндилорн. Он волшебник, хотя ненамного старше Клариса. Если бы ты знал, какие раны он исцеляет!

— Эндилорн… Одинокий странник, если перевести с эльфийского… — Вальдейн задумался. — Никогда не слышал о таком волшебнике. Ты говоришь, он не старше Клариса. А не тот ли это мальчик, которого разыскивает Керниус?

Я понял, что проболтался. Язык бы мне отрезать! Я стал усиленно соображать, как бы выкрутиться, но сказанного не воротишь. Вальдейн между тем принялся меня расспрашивать, но я быстренько напомнил ему о том, что Клариса неплохо бы похоронить, и он занялся приготовлениями к обряду. А я наклонился к Кларису и тихо сказал: «Прощай, Кларис, пусть в Лучшем мире тебе повезет больше, чем в этом!» и выбежал из храма. Терпеть не могу принимать участие в погребальных церемониях.

Как это обычно бывало, когда умирал кто-то невинный, мне начало казаться, что мир устроен несправедливо, и появилось острое желание переделать его по-своему. Больше всего я злился на Светлых богов. Какие они, к демонам, светлые, если у них в храме, можно сказать, под самым носом умирает мальчишка, который в жизни ничего плохого не сделал. Я бы еще понял, если бы Вальдейн не смог вылечить меня, но уж Клариса-то они могли бы спасти! Хотя, если хорошенько подумать, это лишний раз подтверждало мое мнение о всех богах, которым глубоко наплевать на земные дела, поэтому молиться им и о чем-либо просить их — пустая трата времени. Восстановить справедливость я, как всегда, решил доступными мне способами, не всегда гуманными, зато очень действенными.

Я спешил на юг, где за сплошной стеной леса должны были рано или поздно появиться долгожданные горы. Время шло к вечеру, но я не останавливался даже, чтобы развести костер и перекусить, хотя от голода живот буквально прилип к спине. Иногда на ходу я срывал несколько орехов, чтобы заглушить голод, или просто жевал веточку можжевельника, приятно пахнущую родным сосновым лесом. При свете дня дорога не казалась такой непроходимой, как ночью, и я бежал, лишь изредка перепрыгивая через лежавшие поперек поваленные деревья. Так бы я не останавливался, наверно, всю ночь, уставать я давно себя отучил, но есть хотелось зверски. Я могу не спать несколько суток подряд, а вот без еды мне приходится туго.

Место, где я повстречал Клариса, осталось далеко позади, когда я влез на высокий дуб посмотреть на горы, а заодно на заходящее солнце… Горы не приблизились ни на шаг, зато невдалеке блеснула вода. Дорога, оказывается, шла вдоль реки. Тут я уже совершенно отчетливо почувствовал, что умираю от голода и жажды, свернул с дороги и направился к реке.

Глинистый берег был высок и обрывист, чтобы спуститься к реке, мне пришлось сначала спрыгнуть с обрыва вниз, а потом съехать на ногах до самой воды. Как я буду выбираться наверх, я решил подумать, когда напьюсь. Несмотря на глинистое дно, вода была чистая и прозрачная. Удивительно, что в такой чистой воде не было ни одной, даже самой маленькой, рыбешки. И водоросли не росли на дне, как обычно бывает в таких ленивых, медленно текущих речках. Сначала я не обратил на это особого внимания, в Серебристых родниках у Черного замка тоже не водилось ни рыбы, ни водорослей, но вода там была просто замечательная. Я набрал полную пригоршню хрустально чистой воды поднес ко рту и чуть было не выпил, но шестое чувство, всегда безошибочно предупреждающее об опасности, заставило меня разжать пальцы, и вода тонкими струйками потекла обратно в реку.

В воде было что-то особенное, какой-то еле заметный запах то ли разложения, то ли еще какой-то гадости, но я понял, что выпить ее не смогу, даже если буду умирать от жажды, прямо как Счастливчик, которого ничто на свете' не может заставить напиться из грязной лужи. Внезапно мне вспомнился Роксанд, как он, тыча костяным пальцем в выполненную в виде гобелена карту на стене, рассказывает своим замогильным шепотом: «И река Хрустальная, вытекающая из ущелья, вся покраснела от их крови, и трупы плыли вниз по течению сотнями, и те, кто не остался лежать в ущелье, нашли свою могилу в безбрежном Пречистом озере. С тех пор вода из Хрустальной реки начала приносить мучительную смерть каждому, кто выпьет ее. Река получила название Мертвая река». Рассказ был о той самой последней битве Роксанда с темными эльфами, которая произошла в ущелье Потерянных Душ. Да уж, не везет так не везет! Не хватало еще напиться из Мертвой реки! Я облизал сухие губы и стал карабкаться наверх по сырой скользкой глине. Не тут-то было. До середины склона я еще мог добраться, предварительно сильно разбежавшись, но потом ноги начинали скользить и разъезжаться, как у новорожденного жеребенка, и я успешно оказывался на том же самом месте, откуда начал свое восхождение. После нескольких неудачных попыток пришлось отказаться от мысли распрощаться с Мертвой рекой как можно раньше. Я наградил парой не особенно лестных эпитетов злодейку-судьбу, которая привела меня в это проклятое место, и пошел вдоль воды вверх по течению, поглядывая на обрывистый берег.

Сгущались сумерки, а я все брел вдоль реки. На мои сапоги налипло столько глины, что из нее вышел бы, наверно, хороший кувшин для вина. Перспектива провести ночь около мертвой воды меня не вдохновляла, и настроение испортилось вконец. Берег нависал козырьком над головой. Под таким берегом хорошо прятаться от дождя, но, чтобы влезть на него, нужна была по крайней мере веревка. И вдруг, уже совсем смирившись с мыслью, что мне придется плестись под обрывом до самого ущелья Потерянных Душ, куда должна привести меня река, или попросту умереть от жажды, я увидел осадную лестницу, прислоненную к обрыву, как к стене какого-то замка. Только подойдя поближе, я понял, что передо мной никакая не лестница, а остатки рухнувшего в воду моста. Поперечные перекладины, которые я и принял за ступени, в большинстве своем сгнили или попросту отсутствовали, но что такое несколько сломанных ступеней для человека, способного лазать по отвесным стенам (если они, конечно, не слеплены из скользкой глины).