– Ух ты, какая хорошенькая! – вдруг засюсюкала женщина. – А глазки-то какие! А губки! Ну, мужики, держитесь за яйца, скоро она вам даст прикурить! – крикнула она соседям. – Знатная девка будет!

– Твоя конкурентка, – засмеялся женский голос.

– Ну, пока она вырастет, я ещё погуляю, – миролюбиво ответила женщина.

Вера с недоверием взглянула через плечо женщины на свою дочь.

«И чего там хорошенького? Может, я чего не понимаю? Или она просто смеётся надо мной?»

Девочка опять заплакала.

– Ути-пути, и чего это мы так плачем? А? Давай-ка мы тебя посмотрим, – сюсюкала женщина.

Она положила девочку на кровать и стала разворачивать пелёнки. К удивлению Веры, женщина не испугалась страшного тельца ребёнка.

– Ой, ну кто так заворачивает? Руки бы твоей мамаше пообрывать за такое. Так… Мы сухие, животик у нас мягонький. А чего же мы тогда плачем? А? Кушать, наверное, хочется, да? Сейчас мы тебя покормим. Ну-ка, мамаша, покорми ребёночка.

– Я её уже кормила. У меня там больше нет молока.

– Тогда другой титькой покорми.

Вера послушно достала другую грудь и дала дочке. Девочка с жадностью вцепилась в сосок.

– Вот видишь, она у тебя голодная была.

Пососав полминуты, ребёнок бросил грудь и опять закапризничал. Вера беспомощно уставилась на женщину.

– Эх, родимая, да у тебя молока с мышиную пипиську. Конечно, она будет орать. Тебе её нужно чем-то прикармливать.

– Чем?

– Н-да! Молочная кухня от нас далеко, не наездишься. Придётся обычным коровьим молоком кормить.

– А можно?

– Можно. Мы его с водой разводить будем, – женщина вышла в коридор и гаркнула: – Эй, у кого есть свежее молоко?

Молчание.

– Ну тогда эта девка, ёкарный мамай, всю ночь вам спать не даст. Да и я, чтоб её не слушать, напьюсь и песни орать буду! – пригрозила женщина.

Молоко тут же нашлось. Девочку накормили, и она уснула. Верочка была безумно рада установившейся тишине.

– Спасибо вам! Я так вам благодарна! Если бы не вы…

– Да ладно, свои люди, сочтёмся. Тебя как звать-то?

– Вера.

– Верка, значит? А я Райка.

– Райка – «мужикам портки сдирай-ка», – добавил сосед за стеной.

Гогот послышался сразу из нескольких комнат.

– Да пошёл ты! – вяло огрызнулась женщина.

Райка сразу, как только зашла в эту комнату, обратила внимание на толстую пачку денег на столе. Она всё время поглядывала на неё. И теперь, стоя у двери и собираясь уже уходить, Райка опять взглянула на стол. Не выдержав, она подошла к Вере, наклонилась к самому её уху и шёпотом произнесла:

– Ты когда прописываться будешь?

Верочка не поняла, из-за чего такая конспирация, и ответила вслух:

– Мне надо сначала от свекрови выписаться, а потом уже сюда буду прописываться.

Тут же в дверях возник мужчина в семейных трусах. Он был настолько худой, что трусы сборились на его тощей талии, словно пышная юбка.

– Да-да, у нас положено прописываться, – подтвердил он.

– Я обязательно потом пропишусь, – пообещала Вера.

– О, ёкарный мамай, припёрся! – возмутилась Райка. – Это твой сосед слева. Хоть бы оделся, стриптизёр хренов. В гости ведь зашёл. Тут женщины, дети.

– Да ладно, – махнул на неё мужчина, – она теперь своя. Слышь, Вер, ты это, ты поставь нам, – он показал ей руку с двумя оттопыренными пальцами, – и мы тебя пропишем.

Вера вопросительно взглянула на Райку.

– Давай бутылку, и устроим новоселье, – подсказала женщина.

– У меня нет бутылки.

– Но деньги-то есть! Мы сейчас быстро сгоняем в магазин.

– Деньги? Ах те… Да берите сколько хотите.

Мужчина с женщиной подскочили к столу. Вышла небольшая потасовка. Но Райка всё взяла в свои руки. Она дала мужчине две купюры.

– Купишь у Бобрычихи самогону. А я жратву пособираю.

Мужчину как ветром сдуло. Райка отдала остальные деньги Вере.

– Спрячь подальше, а то своруют, – посоветовала она и ушла.

Через час дверь распахнулась, и Райка позвала Веру:

– Пошли ко мне. Стол уже накрыли.

Как потом убедилась Вера, здесь не принято было стучаться. Если кто не хотел, чтобы к нему заходили, он просто запирал дверь, кто на крючок, кто на щеколду, а кто и на замок, у кого что висело на двери, в зависимости от благосостояния владельца. Да и вообще, здесь всякие условности не действовали. Слова «пожалуйста, спасибо, будьте так любезны, не могли бы вы» здесь казались ненужным засорением языка. В бараке говорили просто, приправляя выражения матерком. Здесь никого не называли по имени-отчеству и почти у всех были прозвища. Но на это никто не обижался.

Да, после жизни у свекрови, где всё строилось на условностях, где вместо «спасибо» говорили «благодарю вас», где, чтобы поговорить со свёкром, сидящим в кабинете и разглядывающим потолок, нужно было тихонько постучать и спросить: «Извините, можно вас на минутку отвлечь?» жизнь в этом бараке для Веры казалась совсем другой цивилизацией. Лучшей или худшей, трудно было сказать. Здесь было проще. Правда, Веру многое поначалу коробило. Но потом она привыкла. Раз ей суждено было здесь жить, она приняла этот мир таким, каков он есть, и постаралась стать здесь своей.

Поначалу, пока у Веры не кончились деньги, она была желанным гостем в каждой комнате. Здесь приветствовались вечерние посиделки с бутылочкой. Одной бутылки, конечно же, было мало, потому что «на огонёк» сбегалось полбарака. Но многие приходили кто с едой, а кто и с выпивкой. И начиналась пьянка-гулянка!

Вере не очень нравились эти пьяные компании, но ещё больше ей не нравилось сидеть в комнате одной. Поэтому она щедро раздавала деньги Вадима, тем более что этих грязных денег было не жалко. Сначала Вера отказывалась пить, ссылаясь на то, что она кормит ребёнка грудью. Но потом, когда молоко совсем пропало, Вера стала пить вместе со всеми. К тому же она обнаружила, что пьяными глазами гораздо приятнее смотреть на пьяных вульгарных женщин и грубых мужчин. Постепенно она уже и сама иногда задумывалась: «А не выпить ли мне стаканчик? Что-то на душе как-то муторно».

Единственное, что Вера напрочь отвергала, так это слишком фривольные отношения с мужчинами. Общежитие хоть и считалось семейным, но многие комнаты населяли незамужние женщины. У кого из них супруг умер, кто развёлся, а некоторые ещё в девках нагуляли детишек, да замуж потом так и не вышли. Было ещё два холостых мужика, но совсем спившихся, вследствие чего никому не нужных, а то бы их быстренько прибрали к рукам шустрые бабёнки. Так что оставшимся в бараке девятерым, хоть и женатым, мужикам было по части баб раздолье.