Другие исследователи (Jordan 1993; Van Mens-Verhulst et al. 1993), при рассмотрении общения между матерью и дочерью, не видели никакой необходимости отрыва от матери (в качестве условия психологического и социального развития дочери), а наоборот, подчеркивали желательность тесного контакта с матерью в течение всей взрослой жизни, ибо именно такой контакт является ключом к лучшему пониманию самой себя. В работе Jordan (1993) отмечалось, что для сыновей отдаление от матери является важной вехой в развитии мужественности, мускульных качеств (чтобы не стать или не оставаться «маменькиным сыночком»), в то время как для дочерей женственные качества во многом предопределяются близостью с матерью, а никак не разрывом отношений. Кроме того, было установлено, что дочери обычно высказывают более явное желание чем сыновья получать поддержку в общении от своих матерей (Trees 2000). По мнению исследователей (Fischer 1991; Jones & Nissenson 1997), связь матери и дочери зачастую оказывается важнее других семейных и внесемейных отношений, поскольку включает в себя долгие годы изучения друг друга, наработанные навыки интерпретации поведения друг друга, высокий уровень эмоциональной близости и взаимозависимости, а также общие воспоминания и опыт.

В недавней работе (Miller-Day 2004) был проведен анализ общения между поколением дочерей и матерей на материале, собранном в результате длительного проживания в семьях, интервьюирования членов семьи и записи общения между матерями и дочерьми в нескольких американских семьях среднего достатка. Исследователь выделил два типа коммуникации между дочерьми и матерями: связанный (connected) и осложненный (enmeshed). В семьях со связанным типом коммуникации взрослые дочери и их матери были эмоционально близки, активно поддерживали общение, но в то же время не придерживались строгой семейной позиционной иерархии (мать — дочь). В сценариях своих диалогов и дочери, и матери в равной степени высказывали просьбы и требования, достаточно открыто выражали удовлетворение или недовольство друг другом. При связанном типе коммуникации характер общения был в целом открытый и прямой; обе стороны проявляли терпимость в спорах или каких-либо переговорах друг с другом.

В семьях с осложненным характером коммуникации сценарии общения были продиктованы позиционной иерархией (мать — дочь) и характеризовались отсутствием гибкости и терпимости. В таких семьях изменения в жизни дочери часто оценивались матерями как угрожающие (Miller-Day 2004). Нередко общение строилось по схеме, в которой дочь была вынуждена коммуникационно соответствовать ожиданиям матери и подстраиваться под требования матери для поддержания общения, что с точки зрения теории коммуникативного приспособления является примером конвергенции. Вместо терпимости в спорах и переговорах с обеих сторон (как при связанном типе общения) дочери обычно были готовы отказаться от высказывания своих представлений о жизни и демонстрировать уважение к мнениям, представлениям и ценностям их матерей, с тем чтобы сохранить хорошие отношения с матерью и не допустить обострения отношений или разрыва. В тех случаях, когда дочери нужно было высказать какое-либо пожелание в адрес матери, это обычно делалось в сдержанной или завуалированной манере в виде косвенных вопросов или осторожных намеков. Обычно матери в ответ на требования, пожелания или просьбы дочерей отвечали весьма определенным образом, с тем чтобы усилить своей позиционный материнский статус в отношениях с дочерью В интервью с исследователем дочери указывали, что выучивали подобную схему общения в подростковом возрасте и затем, несмотря на проходящие годы, эта схема общения с матерями практически не менялась.

Диалоги между дочерьми и родителями в пьесах А. Н. Островского служат хорошей иллюстрацией к разным видам коммуникативной связи между представителями двух поколений. По своей тематике подобные диалоги у Островского, с позиции сегодняшнего времени, несколько однообразны — матери, отцы и дочери в его пьесах чаще всего обсуждают поиск женихов, их достоинства (умственные, нравственные и финансовые), возможное замужество дочери, проблемы с приданым, а также дальнейшие сценарии замужней жизни. Начнем с примера, где проявляется связанный характер коммуникации между матерью и дочерью: дочь выражает несогласие с матерью относительно замужества, а мать отстаивает свою позицию:

Анна Петровна. Хоть бы ты замуж, что ль, Маша, шла поскорей. Я бы уж, кажется, не знала, как и бога-то благодарить! А то, как это без мужчины в доме!.. Это никак нельзя.

Марья Андреевна. У вас ведь, маменька, уж один разговор.

Анна Петровна. Что ж такое не говорить-то! От слова-то тебя убудет, что ли? На-ка поди, уж и говорить-то нельзя. Что такое, в самом деле!

Марья Андреевна. Разве я виновата, маменька, что мне никто не нравится?

Анна Петровна. Как это не нравится, я не знаю; эго так, каприз просто, Маша.

(«Бедная невеста», разговор между матерью и дочерью)

Нетрудно заметить, что Анна Петровна и Марья Андреевна эмоционально близки, активно поддерживают общение, но в то же время не придерживаются строго семейной позиционной иерархии (мать — дочь). В диалоге хорошо прослеживается тактика выражения несогласия друг с другом, где используется по крайней мере несколько характерных приемов спора: апелляция к логике: «А то, как это без мужчины в доме!.. Это никак нельзя»; постановка под вопрос аргумента собеседника: «Что ж такое не говорить-то! От слова-то тебя убудет, что ли?»; защитная реакция: «Разве я виновата, маменька, что мне никто не нравится?». В некоторых диалогах из пьес А. Н. Островского эмоциональная близость между дочерью и родителями обрисована в утрированном виде, и представляется трудно реализуемой в коммуникативных сценариях современного реального внутрисемейного общения:

Анна Павловна. Папенька, что вы делаете?

Оброшенов. Ты наша спасительница! Ты! Нет, еще не все! Что же я обрадовался! Еще не все. Нет, я стану перед тобой на колени.

Анна Павловна. Ах, папенька! Что вы это! Зачем?

Оброшенов. Просить тебя, просить великое дело для нас сделать. И вы становитесь! Вот она! Она одна может.

Анна Павловна. Я ничего не понимаю.

Оброшенов. Нет, я стану... Это стоит, чтоб стать на колени. Злодей твой не станет того просить, что отец просить будет.

Анна Павловна. Вы меня пугаете.

Оброшенов. Будь тверже, Аннушка, будь тверже! Хрюков просит руки твоей и двадцать тысяч на приданое дает! Падайте! Аннушка! Падаем, падаем к ногам твоим! (Хочет стать на колени.)

Анна Павловна (удерживает его). И вы думаете, что я откажусь? Вы боитесь, папенька? Нет. Вы больны, вы стары: вам нужен покой. А вы для нас работаете, убиваете последние силы... Я буду иметь возможность ходить за вами, покоить вас, баловать, как малого ребенка... и вы подумали, что я откажусь от этого! (Обнимает Верочку.) И ее, мою куклу, я могу рядить, во что мне захочется, могу ее тешить, доставлять ей удовольствия... И я откажусь! Папенька, что вы! Я умереть для вас готова, только бы вы были счастливы!

Оброшенов. Да, да, да! Я так и знал. Вот она дочь-то какая! Вот с такими дочерьми хорошо жить на свете! Ну, спасибо тебе! Спасибо! (Целует ее.) Вот я здоров и весел. Я и плясать буду на твоей свадьбе.