Хотя меня сейчас больше удивляет другое.

Парадокс…

Почему я чувствую вину перед тем, кто давно умер, да и еще является представителем расы, что перенесла нас сюда и поработила? Это глупо. Но все равно я чувствую странную вину за то, что потревожил их посмертный покой. Скорей всего это из-за скорбных детских тел, чей вид тяжело давит на психику и порождает странное чувство вины, будто у меня был шанс сохранить их жизни…

Благополучно добравшись до пролома, что позволил мне проникнуть в подземное убежище, я облегченно скинул с плеча мерзлую веревку нарт, нагнулся, чтобы пролезть в расчищенную дыру и… замер в неудобной позе, сквозь уши меховой шапки услышав какой-то разговор.

Слов я не разобрал. Но силу голосов оценил — там разговаривали на повышенных тонах. Разговаривали зло и нетерпеливо. Не двигаясь с места, я чуть сдвинул закрывающую ухо шапку и прислушался. Теперь звенящие стариковские голоса доносились куда отчетливей. Но оставались все столь же непонятными — речь шла на луковианском, это я понял сразу.

Простояв пару минут, я терпеливо вслушивался в незнакомые чуждо звучащие слова вроде мягкого, но сейчас крайне сердитого языка. Там у палаток разговаривали минимум пятеро, причем перебивая друг друга, перекрикивая…

Я человек обстоятельный. И всегда стараюсь «выяснить, прояснить и уяснить» как ворчливо говаривала моя бабушка, когда я отказывался переходить к следующей странице школьного учебника даже если заучил ее наизусть, но не до конца понял суть материала. Но еще я доверяю своей интуиции, внутренним ощущениям. И поэтому еще через минуту я уже удалялся прочь, волоча за собой нарты с опустевшими термосами. Я уходил от тепла и условной безопасности, уходил продрогший, клацающий зубами, понимающий, что резко повышаю свои шансы заболеть, но я все же уходил. И по очень простой причине — я понял, что стоит мне вернуться в перевалочный лагерь и в подземное убежище меня уже не пустят. Пусть они разговаривали на незнакомом мне языке и речь могла идти о чем угодно, но я был убежден в своей правоте. И поэтому ускорил шаг, гоня себя к обвалу, от которого хотел отдохнуть…

Раз времени в обрез — терять не буду. Как и делать паузу на размышления. Вернее, размышлять я не перестану, но делать это буду по ходу дела.

Оттолкав труп к стене, цепляясь за веревки, я поднялся до потолка и втиснулся в расчищенную щель. Ползком продвинувшись на пару метров, взялся за лопатку и принялся выбрасывать рыхлый потревоженный снег и куски льда. Порой лезвие ударяло с таким ясным звоном по старому льду, что казалось будто оно сейчас высечет искры…

Почему я так заторопился?

Потому что я бывший предприниматель, бизнесмен и чуток рейдер. Основную часть своего состояния я сделал на двух перспективных на мой взгляд небольших компаниях, где руководство было ни к черту. Менеджмент думал лишь о собственном обогащении, репутации, непотопляемости ну и о золотом парашюте — чисто на всякий случай. Поэтому управляемые ими компании гнили на корню, хотя этими самыми гниющими корнями обвивали очень неплохие активы… там даже свои ноу-хау имелись. Так что я просто ждал нужного момента, предварительно скупив акции и тщательно отслеживая все, что происходило с этими двумя потускневшими плохо ограненным бриллиантами… А когда пришло время действовать, я своего шанса не упустив, войдя в руководство, заручившись поддержкой остальных весомых акционеров и начав действовать жестко…. Еще через год я продал свои акции с огромной выгодой и вышел из дела…

К чему это все?

А к тому, что я хорошо знаю насколько порой вонючая движуха поднимается в тот момент, когда кто-то натыкается на нечто важное и стоящее, будь то новое рудное месторождение, нефтеносный слой, научный прорыв или же забитое замерзлыми трупами убежище чужих… Как только случается такое открытие… сразу же начинается чистка. Неугодных и лишних убирают. Кого-то переводят в дальний филиал, других увольняют, третьих порой устраняют со своего пути куда жестче. Так или иначе лишних убирают. В моем случае, думаю, все будет проще — меня горячо поблагодарят за неоценимую помощь, подарят грошовые бусы и выпнут на холод.

Я уверен в этом. Потому что я получил работу по разведке мертвого города не от головного офиса так сказать, а как раз от небольшого и полностью подвластного ему филиала.

Восемь Звезд — вот название старейшего луковианского бункера в этих землях и одновременно головного офиса всей здешней луковианской братии. Пусть они иначе выражают свои эмоции, но в главном я ошибиться не мог — говоря о своем «начальстве» Панасий говорил с глубоким уважением и почти нескрываемой опаской.

Наткнувшись еще на две лежащих бок о бок трупа — мужчины средних лет — я с огромным трудом вырубил вокруг них снег, действуя уже из последних сил. При этом, ощущая мучительную боль в ноющих плечах, руках, спине и даже коленях, я заодно ощущал и сильнейшее удовлетворение. Еще бы — в очередной раз подтвердилось, что я не зря нещадно тренируюсь последние недели, на каждой тренировке доводя себя до изнеможения. Чтобы я смог сделать сейчас, оставаясь в прежней оплывшей дряблой форме уже пузатенького мужика средних лет? Да ничего не смог бы. Уже плелся бы тихонько по стеночке к выходу, зная, что дальше продвинуться мне не по силам.

Вытащив помехи, я прислушался и, не услышав ничего подозрительного, торопливо забрался в лаз. Наспех расчистив проход, ползком добрался до снежной стены и опять ударил, преодолевая боль. Меня било крупной дрожью и это меня беспокоило куда сильнее чем мышечная боль и жжение.

Время принять решение.

Сколько?

Пять… нет… еще десять минут.

Десять минут. Если ничего не отыщу — то так тому и быть. Я вернусь в тепло, зная, что сделал все от меня зависящее. Отмораживать себе легкие я не собирался. Одет я тепло, но давно сжег весь запас калорий, горячего питья нет, в горле будто комок снега застрял, а пальцы ощущаются так смутно, что и понять каково их состояние. Текущая температура — минус сорок три.

Выбивая куски из снежной стены, я медленно продвигался, продолжая тихо улыбаться под шерстяной маской. Куда я? Зачем? Ведь наверняка я зря стараюсь. Даже если наткнусь на второй выход, то что мне это даст? Там стальная многотонная дверь. Разве что центр управления может иметь какую-то ценность — информация, например.

В общем, перспектива крайне туманная. В город я точно выбраться не успею. Но я продолжал копать и копать, просто отсчитывая отведенные себе на эту авантюру минуты. Пусть там очередной тупик — я хотя бы проясню для себя этот момент и испытаю облегчение. Я докопаюсь до сути…

Удар…

Еще удар…

И я провалился, медленно, но неудержимо начав сползать по пологому склону. Мотнув головой, стряхнул снег и удивленно моргнул, увидев перед собой коридор с нетронутым снежным покровом. Замерев у подножия склона, едва не уткнувшись носом в три снежных продолговатых бугра, я замер, всматриваясь.

Широкий коридор тянется вперед. Насколько далеко — сказать не могу. Мой фонарь почти сдох и рассмотреть удается немногое. Зато и без фонаря я увидел вдалеке красное пульсирующее свечения. На миг почудилось, что метрах в сорока от меня в темноте бьется огромное обнаженное сердце. Я даже прислушался — нет ли гулких звуков удара гигантской сердечной мышцы…