– Ваше величество, позвольте представить вам мою невесту, Марию де Падилья.

Дон Педро протянул руку девушке, та опустилась на одно колено и прикоснулась к королевскому запястью губами.

…Потом, вспомнил Альбукерке, Тенорио представил королю дона Инестрозу и его племянников, но это уже было неважно. Главное – выражение любви и покорности на лице Марии де Падилья, с каким она прильнула к королевской руке! Именно после этого дон Педро сделался задумчивым и безразличным к охотничьим страстям. Уж не потому ли, что королем овладела страсть совсем иного рода? Сердце канцлера учащенно забилось от предчувствия великой удачи. Вот он, шанс вернуть свое прежнее влияние на судьбы Кастилии!

– Осмелюсь прервать ваши размышления, государь, – вкрадчиво начал канцлер. – Не сочтите за бестактность… Быть может, мне только показалось… Но та девушка, Мария, племянница Инестрозы… Похоже, она произвела на ваше величество большое впечатление.

– О да, она просто бесподобна! – прошептал дон Педро.

Он тут же устыдился своих эмоций и попытался прикрыть их шуткой:

– Я был бы не прочь за ней приударить!

Альбукерке ощутил прилив вдохновения. Сейчас или никогда!

– Простите, государь. Я не ослышался? Вы сказали – приударить?

– Ну да. – Король смутился, чего с ним раньше не случалось.

– Позвольте напомнить вам, государь, что вы – единоличный повелитель Кастилии и всего, что в ней есть. Вам всецело принадлежат поля и горы, леса и звери, живущие в них. Города и деревни со всеми населяющими их людьми.

– Я сам все это хорошо знаю. Что из того? – нахмурился дон Педро.

– А то, ваше величество, что у короля есть дела поважней, чем приударять за приглянувшейся девицей. Короли не ухаживают. Короли повелевают. Одно ваше слово – и Мария де Падилья сегодня же ночью будет в вашей опочивальне.

– Ты это серьезно, мой дорогой Альбукерке?

– Конечно, государь. Берусь устроить вам романтическое свидание после заката солнца.

– Да, но… Она невеста моего друга детства. И я уже благословил их брак, причем дал слово быть шафером.

– Король волен в любой момент менять свои решения, – твердо отчеканил канцлер. – Король – хозяин своего слова, он может его давать и забирать назад. И никто не смеет требовать от короля выполнять свои прежние обещания!

Альбукерке внимательно посмотрел на дона Педро и с удовлетворением отметил, что тот слушает его без тени гнева.

– Впрочем, – пожал плечами Альбукерке, – вам, государь, ничто не мешает одновременно быть шафером жениха и любовником невесты.

– Да, ты прав. – Взгляд короля вновь стал решительным. – Действуй, мой канцлер.

– Так прикажете выпускать гончих, государь? – спросил довольный Альбукерке.

– Да, – рассмеялся король. – Вперед! Трубите в фанфары!

Таким образом дон Хуан Альфонсо д’Альбукерке, вполне заслуженно мнивший себя тонким и расчетливым политиком, допустил самую большую в своей жизни ошибку. Выступив в роли сводника между королем и Марией де Падилья, канцлер не учел одного «пустячка».

Он совершенно неправильно расценил то смущение, с которым дон Педро говорил о столь обыденной вещи, как доставка в его опочивальню очередной благородной девицы.

Альбукерке приписал сомнения короля остаткам щепетильности и чувству вины перед другом детства, доном Хуаном де Тенорио.

На самом же деле дон Педро не знал о таких вещах, как осознание своей неправоты или стремление быть верным своим обещаниям. Дело в том, что Мария де Падилья не была для короля «очередной девицей», вещью, которую он, как самодержец, мог получить по своему желанию в любой момент.

С той секунды, как дон Педро увидел Марию, он влюбился в нее раз и навсегда. По-настоящему, с тем безраздельным чувством уважения и преклонения перед избранницей, которое неразлучно сопутствует истинной любви.

Совершенно превратно истолковал Альбукерке и взгляд, исполненный любви и покорности, который Мария де Падилья устремила на дона Педро, прежде чем ее уста коснулись его запястья. Это не был взгляд верноподданной. Это был взгляд полюбившей женщины.

Бездонное чувство захлестнуло короля и Марию с первого мгновения, и они пронесли его через всю жизнь. Любовь Марии де Падилья и Педро Жестокого осталась самой яркой и трагической страницей в испанской истории. Любовь, которая пришла «на падение и на восстание многих» , на слезы, и горе, и кровь целым народам.

* * *

Всю ночь де Тенорио не сомкнул глаз. Мозг не желал отключаться. Ни в какую.

После охоты, когда король самолично добил пикой истерзанного собаками вепря, дон Педро пригласил изрядно продрогших гостей в свой наполовину построенный замок на ужин. Пиршество растянулось далеко за полночь.

Никогда короля не видели раньше столь жизнерадостным, галантным с дамами и дружелюбным с мужчинами. Альбукерке торжествовал: дон Педро славил своего мудрого канцлера на все лады, лично наливал в его чашу густо-рубиновое бургундское вино.

Неожиданно для всех внимания со стороны короля удостоился давно забытый при дворе, полунищий старик Инестроза, а также его племянники Диего и Хуан. Дон Педро благосклонно слушал ностальгические воспоминания Инестрозы о минувших сражениях, расспрашивал юношей об их образовании и воинской выучке. Кое-кто из придворных «на всякий случай» уже начал заискивать перед новыми королевскими любимцами, а наиболее дальновидные осыпали пышными, громоздкими комплиментами пунцовую от счастья и выпитого вина Марию де Падилья.

Лишь дон Хуан де Тенорио был мрачнее быка, который чувствует, что его ведут на бойню. Он пил больше обычного, исподлобья взирая на всеобщее веселье отяжелевшим взглядом.

Было еще темно, когда король объявил о завершении застолья. Все разошлись по своим покоям.

Утром Тенорио спустился в сад, где ранние птицы уже подняли свой деловитый щебет. Чему они радуются, эти безмозглые твари?.. У фонтана дон Хуан напился ледяной воды – после обильной выпивки страшно пересохло во рту. Вытирая лицо, он увидел старика Инестрозу и хмуро поприветствовал «дядюшку».

Инестроза молча подал Тенорио мешочек с золотыми дублонами.

– Это что – отступные? – насмешливо спросил дон Хуан, принимая деньги. – Или плата за услугу, которую я оказал, познакомив вашу прелестную набожную племянницу с королем?

Инестроза не ответил и удалился, сгорбившись от стыда. Впрочем, стыд стыдом, но, похоже, старик тоже не спал всю ночь. Не иначе как в предвкушении высокой должности и прочих милостей, которые он рассчитывал получить за то, что отдал королю на потеху невинную девочку.

Дон Хуан долго бродил по осеннему саду, поглядывая на окна королевской опочивальни. Мария сейчас там…

Что ж, от судьбы никуда не денешься. Видят Бог и святой Тельмо, де Тенорио искренне хотел покончить с прошлым и зажить тихой семейной жизнью. Но, похоже, злой рок неумолимо толкает его на прежний, порочный путь. Что ж, знай свое место, презренный смертный! Не дерзай приобщаться к святости, коли тебе на роду написано творить грехи! Кстати, горничные Марии Португальской уже на ногах, готовятся к пробуждению своей госпожи. Сейчас он пойдет и затащит первую же попавшуюся девчонку в ту спальню, что отвел ему королевский постельничий.