Первоначально Павел предполагал проводить мирную внешнюю политику. По свидетельству мемуариста А.Т. Болотова, император сказал, что «теперь нет ни малейшей нужды России помышлять о распространении своих границ, поелику она и без того довольно уже и предовольно обширна… вследствие того хочет он всё содержать на военной ноге, но при всем том жить в мире и спокойствии». Однако революционные события во Франции не могли оставить его равнодушными. Подобно Екатерине, он поставил целью пресечь самую возможность распространения якобинских идей в России. В этой борьбе Павел запретил не только круглые шляпы, фраки и жилеты («император утверждал, будто жилеты почему-то вызвали всю французскую революцию», – говорил Д.Х. Ливен), но и частные типографии, ввоз иностранных книг, свободный выезд за границу, учредил светскую и духовную цензуру. Предписывалось говорить и писать государство вместо отечество, мещанин вместо гражданин, собрание вместо общество, а также деташмент или команда вместо стража, исполнить вместо выполнить, осмотреть вместо обозреть и т. д.

Но не только филологическими изысканиями занялся император. Выше уже говорилось о его «мальтийских пристрастиях». Когда французский корпус во главе с Бонапартом по пути в Африку высадился на Мальте, французы изгнали с острова русского посланника и объявили, что потопят любой русский корабль, который рискнёт появиться у мальтийских берегов. Павел, взявший Мальту под свой протекторат, воспринял это как объявление войны, и в 1798 году Россия вступила в антифранцузскую коалицию. Император, воспринимая себя защитником традиций и веры, чуть ли не спасителем христианства, послал русскую армию и флот в Европу на самом деле сражаться за интересы чужих стран. Но вскоре ситуация изменилась. Павел видел, как Наполеон неудержимо рвётся к верховной власти, уничтожая остатки революции: «Во Франции перемена, которой оборота, терпеливо и не изнуряя себя, ожидать дoлжно… Я проникнут уважением к первому консулу и его военным талантам… Он делает дела, и с ним можно иметь дело».

Столкнувшись с предательским поведением австрийцев и англичан, русскими штыками и кровью боровшихся с Наполеоном, Павел круто изменил свою политику. Он заключил союз со Швецией, Данией и Пруссией и готовился вместе с Францией начать борьбу против англичан. Англия очутилась в полной изоляции, континентальная блокада угрожала стране голодом и разорением. Посланцу Павла Наполеон заявил: «Вместе с вашим повелителем мы изменим лицо мира».

Первый удар предполагалось направить на английские колонии в Индии. В январе 1801 года Павел отдал приказ атаману казачьего Донского войска Ф.П. Орлову-Денисову: «Англичане приготовляются сделать нападение флотом и войском на меня и на союзников моих… Нужно их самих атаковать, и там, где удар им может быть чувствителен и где меньше ожидают. Заведения их в Индии – самое лучшее для сего… Приготовьте всё к походу… всё богатство Индии будет вам за сию экспедицию наградою… Карты мои идут только до Хивы и до Амударьи-реки, а далее ваше уже дело достать сведения до заведений английских и до народов индейских, им подвластных».

Англичане же нанесли встречный удар – и в том месте, где Павел не ждал. Существуют сведения, что группа заговорщиков, убившая его, поддерживалась английским правительством.

Во главе заговора против императора встал петербургский военный губернатор Пётр Александрович фон дер Пален. Он заручился согласием цесаревича Александра, обещав ему не покушаться на жизнь отца, а самому Павлу признался, что состоит в заговоре, но лишь для того, чтобы раскрыть его (в ночь цареубийства Пален «в случае неудачи принял все меры для того, чтобы арестовать Великого князя Александра со всеми заговорщиками и выступить в качестве спасителя Павла»). Распространялись нелепые слухи, будто император решил развестись с Марией Фёдоровной, жениться на княгине Гагариной, заточить трёх старших сыновей в крепость, а наследником объявить младшего Михаила, и прочий подобного рода вздор. Обстановка между тем накалялась, и днём 11 марта, накануне убийства, Александр и Константин по требованию отца принесли ему присягу на верность. Павел чувствовал, как приближалось неотвратимое. После ужина он подвёл генерала графа А.Ф. Ланжерона к одному из зеркал и сказал: «Посмотрите, какое смешное зеркало; я вижу себя в нём с шеей на сторону». Это было за полтора часа до его смерти. Павел ушёл к себе со словами: «Чему быть, того не миновать».

Ночью 12 марта заговорщики во главе с князем П.А. Зубовым, бывшим последним фаворитом Екатерины, и генералом графом Л.Л. Беннигсеном, будущим начальником главного штаба русской армии в войну 1812 года, ворвались в спальню к императору. Павла в кровати не оказалось. Беннигсен нашёл его спрятавшимся за каминным экраном. На государя направили шпаги, и он услышал: «Вы арестованы, ваше величество!» Павел посмотрел на Беннигсена и обернулся к Зубову, спросив: «Что вы делаете, Платон Александрович?!» Возникло замешательство. Беннигсен вышел из спальни и потом узнал «те немногие слова, какие произнес император…

– Арестован, что это значит арестован?

Один из офицеров отвечал ему:

– Ещё четыре года тому назад с тобой следовало бы покончить!

На это он возразил:

– Что я сделал?

Вот единственные произнесённые им слова».

Перебранка продолжалась, и пьяный граф Николай Зубов ударил императора в левый висок. В кулаке убийца сжимал массивную золотую табакерку. Началась борьба, Павел упал, и его задушили шарфом. Императора били с таким остервенением, что труп потом приводили «в порядок» в течение 30 часов. Прощание происходило в одном из залов Михайловского замка. Как и в случае с Петром III, у тела не рекомендовалось задерживаться. Треуголка, закрывавшая левый висок и глаз, делала лицо Павла почти неразличимым. В судьбах Петра III и его сына действительно оказалось много общего.

Убийство Павла I. Гравюра XIX в.

Когда в ту же ночь Александр узнал о случившемся, он разрыдался. «Император Александр предавался в своих покоях отчаянию, довольно натуральному, но неуместному. Пален, встревоженный образом действия гвардии, приходит за ним, грубо хватает его за руку и говорит: – Будет ребячиться! Идите царствовать, покажитесь гвардии» (А.Ф. Ланжерон со слов Беннигсена). Через 10 минут Александр вышел из своих покоев, объявив офицерам: «Батюшка скончался апоплексическим ударом, при мне всё будет, как при бабушке». В сентябре был заключен мир с Англией.

Узнав о смерти Павла от «апоплексического удара», язвительный Ш.-М. Талейран заметил: «Русским пора выдумать какую-нибудь другую болезнь для объяснения смерти своих императоров».

Александр до конца жизни тяжело переживал свой грех.

Многие черты Павла воплотились в другом его сыне – Николае. Те же благородство и чувство долга, те же самодисциплина и любовь к порядку. Тот же государственный ориентир – Пётр I.

Первая жена Павла, принцесса Вильгельмина, происходила из рода ландграфов Гессен-Дармштадтских. Этим браком началась традиция гессенских принцесс в Российском Императорском Доме, в XIX веке ещё трое родственниц Вильгельмины вышли замуж за Романовых. Встреча цесаревича со своей суженой произошла в Гатчине 15 июня 1773 года, куда невеста прибыла с матерью и двумя сёстрами по приглашению Екатерины. Павел влюбился с первого взгляда. Но Вильгельмина (после принятия православия – Наталья Алексеевна) скоро показала свой властный и непостоянный характер. Английский посланник Д. Харрис отмечал, что она «управляла мужем деспотически, не давая себе даже труда выказать малейшей к нему привязанности». А Екатерина сокрушалась по поводу её беспечного образа жизни: «Полтора года прошло, а мы ни слова не знаем по-русски и хотя очень желаем учиться, у нас нет времени этим заняться; всё у нас вверх дном». Время же невестка проводила в развлечениях и танцах, быстро найдя себе кавалера – графа Андрея Кирилловича Разумовского, племянника елизаветинского фаворита. Неизвестно, сколько бы продолжалась такая жизнь, если бы Наталья Алексеевна не умерла при неудачных родах. На следующее утро Екатерина представила Павлу перехваченную любовную переписку его жены с Разумовским. Траур при дворе не объявлялся, а Павел даже не присутствовал на похоронах.