— Не хочу в тюрьму, — плакала Харриет, вцепившись в окно кареты. — Меня же там сожрут заживо! Я же еще маленькая! Я заразу подцеплю! И если я умру, то прокляну вас на веки вечные!

Он разразился бранью, хотя и вполголоса.

— Черт возьми, хватит выламывать окна в карете! Люди решат, что ты совсем свихнулась.

— Я точно свихнусь, если меня засадят за решетку.

— Ты не сядешь в тюрьму.

— Будь проклят тот день… Что? Он шумно вздохнул.

— Тебя отправят в частную школу.

Харриет выпрямилась и посмотрела на детектива:

— Работать горничной? И кто же такой глупый, что доверяет мне свои серебряные сервизы?

— Твой попечитель — один из клана Боскаслов. Не думаю, что в трущобах его имя известнее, чем имя Свирепого Джека Гарднера.

Харриет села поудобнее, ей стало интересно.

— И что же им надо от такой, как я?

— Лишь дьяволу известны причины, по которым этот самый человек из клана решил, что его моральный долг — предложить тебе шанс исправиться и зажить честной жизнью. Предупреждаю тебя, Харриет, другой такой возможности у тебя больше не будет.

Он оказался прав.

Но что ему было нужно от нее сейчас?

Неужели кто-то из ее братьев попался на тяжком уголовном правонарушении? О Господи, нет конца злоключениям.

Манера, с которой он представился леди Паулис и герцогу, еще больше подтвердила ее опасения.

— Добрый вечер, мисс Гарднер. Рад застать вас в добром здравии.

Харриет почувствовала на плече руку Гриффина. Ей сразу стало легче, она вспомнила, что сейчас за ее спиной стоит сильный покровитель.

— Полагаю, нашим гостям стоит обсудить со мной наедине причину их визита, — сказал он напряженным голосом. — Дамам ни к чему расстраиваться.

— Они должны присутствовать, Гриф, — сказал лорд Хит, качая головой.

Гриффин медленно снял плащ.

— Что ж, хорошо.

* * *

Гриффин предложил херес, когда все расселись в гостиной на втором этаже. Бокал взяла только тетушка Примроуз. Ее кожа приняла сероватый оттенок, и Гриффин был благодарен Харриет, что она села рядом с Примроуз на голубую шелковую тахту.

Лорд Хит не стал смягчать слова:

— Ваша племянница исчезла из академии сегодня после концерта, на котором присутствовало совсем немного гостей.

Гриффин со вздохом облегчения опустился в кресло.

— И это все? Вы не представляете, сколько раз она сбегала и сколько хлопот доставила всем своим родственникам.

— Полагаю, Шарлотта и другие воспитательницы академии обыскали сад? — спросила леди Паулис, передавая Харриет пустой бокал, чтобы та наполнила его снова. — Это чадо сведет меня в могилу раньше времени.

— Тогда, возможно, это лишь чья-то шутка, — сказал сэр Дэниел, передавая Гриффину сложенное письмо. — Это просунули под двери академии через час после того, как одна из учениц обнаружила пропажу мисс Эдлин. Ваша светлость, не получали ли вы подобного послания?

Леди Паулис вздохнула:

— Учитывая, сколько писем остается без внимания в этом доме, его могли просто не заметить. Что она пишет, на сей раз?

Гриффин медленно покачал головой:

— Оно вовсе не от Эдлин. Это требование выкупа в размере тридцати тысяч фунтов стерлингов за ее возвращение.

— Могу я взглянуть? — спросила Харриет. — Я знаю почерк каждой девочки в академии. — Но, прочитав письмо, она лишь покачала головой. Ей стало страшно. — Почерк мне незнаком.

— Она не упоминала, что познакомилась с кем-нибудь на танцах или еще где-то? — спросил сэр Дэниел.

— Мне она ничего не говорила, — сказал Гриффин с задумчивым выражением лица. — С другой стороны, вынужден признать, я последний человек, с кем она станет делиться такими подробностями своей жизни.

Лорд Хит взглянул на него:

— Последний раз ее видели в платье сизо-серого цвета, с открытыми плечами. Волосы были забраны черным бархатным ободком.

Харриет нахмурилась:

— А на ободке посередине лунный камень.

— Он принадлежал ее матери, — тихо сказала леди Паулис. — Она верила, что он защитит ее от невзгод.

— Ах, Бога ради, — воскликнул Гриффин, — только не говорите мне, что вы верите в эту чепуху! Она купила этот ободок год назад на ярмарке у цыгана, чтобы тот погадал ей на будущее. Этот цыган и сказал ей, что камень принадлежал матери Эдлин.

— Какой ты злой, — прошептала леди Паулис. Гриффин пришел в бешенство:

— А мне кажется, что еще злее поддерживать девочку в ее заблуждении. Ее мать ни разу не пришла к дочери за все это время, мы вообще не знаем, кто она такая.

Мой брат так и не назвал ее имя. Если бы этой женщине было не наплевать на дочь, она бы связалась с Эдлин за прошедшие девять лет.

— Быть может, она не в состоянии найти нас, — сказала леди Паулис, идя на попятную.

Гриффин тоже смягчил тон:

— Замок Гленморган стоит на одном и том же месте уже несколько столетий. Как можно заявлять, что человек, оставивший ребенка на его пороге, забыл к нему дорогу?

— Мать могла заболеть, — сказала леди Паулис. — А возможно и так, что Лайам согрешил с женщиной, которую… впрочем, это не первый раз в роду.

Примроуз готова была вот-вот расплакаться. Сэр Дэниел бросил взгляд на Гриффина:

— Возможно, нам стоит учитывать при расследовании вопрос с матерью Эдлин.

— Что за человек способен похитить молодую девушку? — воскликнула в сердцах леди Паулис, промокнув глаза платком, услужливо предложенным Харриет.

Харриет обняла Примроуз за плечи:

— Мы найдем ее, я обещаю. Прошу вас, не плачьте. Я знаю Лондон как свои пять пальцев, я знаю такие места, о существовании которых большинство горожан и не подозревает вовсе.

— И в которые вы не пойдете, — сказал Гриффин, строго глядя на сэра Дэниела. — Что вы хотите от нас? Что нам надлежит делать? С чего начать? Я чувствую потребность в действии, разговорами здесь не помочь.

— Ваша светлость, расследование уже начато. В настоящее время я бы хотел задать вам вопросы, на которые возможно, вы не сможете дать мне немедленные ответы. Никогда не помешает вернуться туда, куда вы водили Эдлин. Представьте, что вы актеры и играете роль. Не исключено, что это поможет вам вспомнить что-нибудь или кого-нибудь, с кем девушка могла подружиться.

Гриффин встал. Ему было явно недостаточно отвечать, на чертовы вопросы. Он должен принять участие в расследовании. Он дядя Эдлин, он, в конце концов, ее опекун. И пусть они никогда не говорили этого друг другу, они не могли друг друга потерять. Она стала для него угрюмой феей с того самого дня, когда он таскал ее по замку на плечах и позволил ей покачаться на чугунной люстре.