Мне ответил приятный женский голос:

— Хело-у!

— Здравствуйте, — сказал я по-русски. Ответом мне была небольшая пауза, потом, к огромному своему облегчению, я услышал:

— Здравствуйте.

Как приятно слышать на чужбине родную речь! Я пустился в объяснения. Алимэ удивилась, что я папин сын, и переспросила об этом несколько раз. Потом сказала, что уже давно не видела Поля (это и есть, судя по всему, мой отец), и продиктовала те телефоны, которые у нее сохранились, — рабочий (я обрадовался, что у папы все-таки была работа) и домашний.

Я сердечно ее поблагодарил и первым делом набрал домашний — рабочий день уже явно закончился. Я вдруг почувствовал, что сердце мое стало бухать где-то в ушах — в такт гудкам на другом конце провода. Трубка долго гудела мне в ответ, потом включился автоответчик, который приятным женским голосом доложил, что моему звонку очень рады, но ответа я не дождусь по причине отсутствия хозяев, и предложил оставить свое сообщение. Я записался по-английски:

— Пол, вашего звонка ждет Василий Поспелов из Владивостока. Свяжитесь со мной по номеру… Спасибо!

Это еще не факт, что там живет именно Пол, но будем использовать любой шанс. На всякий случай позвонил папе в офис. Как ни странно, мне ответили (а может, это и не офис, а магазин какой-нибудь или ресторан, мало ли?). Очень приветливый женский голос огорчил меня, что мистер Поспелов находится в отпуске и будет через две недели. Я спросил, не будет ли мисс так любезна, чтобы при первой же возможности передать мистеру Поспелову, что его звонка ждет Василий Поспелов, и продиктовал номер Билла. Мисс заверила меня, что непременно сделает это.

— Огромное спасибо! — Я радостно положил трубку. Ура! Нашел! Что такое две недели по сравнению с семнадцатью годами разлуки?! После ужина я еще раз позвонил папе домой, результат был тот же. Видимо, он уехал. Ничего, дождусь, решил я и прокрался в Алинкину спальню.

Наутро началась наша учеба. Мы просыпались в половине седьмого, бегло завтракали, Билл отвозил нас на стейшн, минут сорок мы летели на электричке, довольно комфортабельной, с мягкими креслами, потом встречались на вокзале с остальными и шли на лекции. Ничего очень нового нам не рассказывали, но все равно было интересно, к тому же полезно для углубления знаний в английском.

После лекции мы спускались в кафе на ленч, где нам устраивали шведский стол с обычным набором американских перекусов: кола, кофе, чай, горы сандвичей и салаты.

Отобедав, мы расставались, и каждый ехал в свою клинику.

Я попал в клинику оперативной хирургии, работа там кипела активно, что очень мне нравилось. Меня прикрепили к доктору Ребекке — моложавой, очень энергичной и очень уверенной в себе англичанке. Поначалу она вела себя сдержанно и даже сурово. Потом (наверное, прочувствовала мое оксфордское произношение) заметно смягчилась и позволила мне присутствовать на своих операциях. А я вспомнил слова Дэвида из Канады и еще раз поблагодарил маму за вложенные в меня деньги.

В шесть я уходил из клиники, мы встречались с Алиной и еще кем-нибудь из наших студиозеров, пару часов бродили по городу и по магазинам, потом ехали домой, Бернадет кормила нас ужином под звуки оперы (ее любителем оказался Билл и владел несметным количеством дисков), а мы рассказывали, как прошел день, отправляли домой электронные послания или звонили и валились спать.

До тренажеров в бейсменте я так и не добрался, но все равно чувствовал себя счастливым.

Так пролетела неделя. Я еще раз позвонил папе домой, пообщался с автоответчиком и стал терпеливо ждать дальше.

В пятницу нас распустили пораньше, Билл с Бернадет приехали в Нью-Йорк, мы вчетвером поужинали в итальянском ресторанчике, после чего «родители» отважно повели нас по барам — по пятницам американской молодежи полагался именно этот вид занятий.

Я попросился в Гринвич-Виллидж, Билл одобрил мой выбор и спросил, откуда я слышал про это местечко. Пришлось признаться, что перед отъездом я начитался путеводителей и примерно определился, куда я хочу.

Возле первого же барчика возникла заминка — нас с Алинкой не пускали, требуя предъявить ай ди (удостоверение личности по-русски), — по суровым американским законам в бары пускали только после двадцати одного года — вот тебе и здрасте! Билл почесал в затылке, пошуршал зеленой «пятеркой», и все было улажено.

Таким образом мы обошли (обскакали, говоря местным языком) три бара, где послушали саксофон, потом настоящую джазовую певицу и просто набрались виски.

Нас с Алинкой завели еще на какую-то новомодную американскую дискотеку, где посередине зала были подвешены клетки, в которых извивались соблазнительные танцорши в бикини, но было очень шумно, и мы быстро ушли.

К двум часам ночи мы забрели на более или менее спокойный танцпол, где Билл и Бернадет довольно лихо сплясали и заслужили аплодисменты окружающих. Домой мы поехали почти в четыре, а Гринвич все еще гудел своей волшебной жизнью, и народу на улицах ничуть не убавилось.

Вдохновленный атмосферой молодежной тусовки, дома Билл врубил на всю мощь «Бориса Годунова», мы выпили еще чуть-чуть и расползлись по спальням, взяв слово с Бернадет, что завтра она не станет нас будить раньше полудня.

Совершать паломничество в Алинкину спальню я, с обоюдного согласия, не стал, она сама прибежала ко мне утром, потом мы еще сладко поспали и где-то к часу спустились пить кофе.

После обеда нас собрали на всеобщий пикник, где опять было много народу, но кое-кого я уже начал запоминать.

В воскресенье Билл свозил нас в Атлантик-Сити, мы погуляли у моря, пообедали в рыбном ресторане, потом я благополучно продул в казино «Тадж-Махал» сотку баксов, Алинка выиграла пятьдесят, а Бернадет осталась при своих. Билл в своих успехах не признался, но потом украдкой шепнул мне на ухо: пятьсот, и я понял, что вряд ли выиграл, иначе зачем скрывать?

А с понедельника снова закрутились в учебе, неделя пролетела одним днем.

В субботу посещали музей, потом прогулялись по Бродвею. Билл предложил посетить какое-нибудь известное шоу, но мы вежливо отказались, потому как этих знаменитых и не очень шоу — у нас дома по каждой телепрограмме.

От папы по-прежнему была тишина, и я уже начинал тревожиться. В голову полезли всякие мысли: а вдруг это окажется не тот Поспелов, которого я ищу, мало ли здесь русских эмигрантов? Или вдруг он никуда не уехал на самом деле, а взял отпуск, потому что серьезно болен и сейчас лежит в какой-нибудь клинике?

Мне было тяжело переживать в одиночку, и вечером я рассказал Алинке про отца и поделился сомнениями, которые она развеяла сразу:

— Вряд ли это другой Поспелов — слишком много совпадений. Телефон Алимэ тебе дал дядя Саша, у самой Алимэ, думаю, немного знакомых эмигрантов по имени Пол, к тому же Поспеловых. Ну а заболеть?.. В Америке не берут отпуск, чтобы болеть. И если он и болен, то типичной болезнью русских мужиков — наплодить детей, а потом прятаться от них.