— И что же руководство?

— А почему ты у меня спрашиваешь? — ощерилась та. С чего бы это? Я вроде ничего такого предосудительного не спросил.

— Ты ведь староста. Значит, больше остальных можешь знать, на собрания ведь ходишь, наверное, — неуверенно пояснил я. Светлая смягчилась.

— Они предпочитают делать вид, что ничего не происходит. Так проще, чем придумывать способ решения проблемы. Главное в этом деле, чтобы известия об очередных разборках не докатились до ректора. Именно он в свое время стал продвигать идею о совместном обучении. И до сих пор рассчитывает добиться на этом поприще успехов.

— Поэтому попытал счастья с психологами? — догадался я.

Ира кивнула. Мне бы еще хотелось узнать, откуда она столько знает о чаяниях Ви’Хольма, но я побоялся ее еще больше раздраконить. И так она на меня как-то странно косится и реагирует слишком бурно на мой скромный вкус.

Ребята молча сидели и пили чай. Каждый думал о своем. Мне тоже было о чем подумать, но неожиданно заговорил Кар:

— Андрей, а как ты вообще себе представляешь, что мы приходим на светлую половину?

— В смысле под каким предлогом? — уточнил я. Темный кивнул, внимательно следя за мной из-за чашки, которую держал перед губами. — Так как вы одноклассники и учитесь у одних и тех же учителей, думаю, не было бы ничего предосудительного, если бы вы, к примеру, ходили друг к другу домашние задания вместе выполнять. Хотя… — Я вспомнил про местный пунктик повального индивидуализма. — У вас ведь, похоже, не бывает парных заданий…

— Почему? — спросила Лия, глядя на меня огромными зелеными глазами. Вот так и поймешь, что значит заезженный книжный эпитет «колдовские». — У нас как раз сейчас пара будет у мастера Фрондю, у него в кабинете и парты на двоих рассчитаны, все лабораторки только парами и делаются.

— Да? — заинтересовался я.

— У нас же пара уже началась! — вдруг вскричала Ира, и ребята спешно засобирались на выход. Похоже, опаздывать еще больше им всем не хотелось.

Понятное дело, что убирать за ними пришлось мне. Но, с другой стороны, у меня же не было на оставшийся день никаких планов. Правда, я им еще хотел напомнить про имена для наших котят, но ладно, посмотрю, что дальше будет. Придет ли кто-нибудь сюда вечером.

Фарид, большую часть времени молча наблюдавший за нами, дождался, когда за ребятами закроется дверь и в коридоре отшумит эхо их шагов, сказал задумчиво и осторожно:

— Ты необычный человек, Андрей.

— Спасибо.

— Если что-то понадобится еще, ты сразу говори. Если удастся помочь ректору в этой его идее объединения, я первым тебя расцелую.

— Лучше не надо, — притворно испугался я.

Джинн громогласно хохотнул и поставил опустевшую чашку прямо на ковер. Снял со спящей дочки крестик, вернул его мне, договорился, что еще как-нибудь придет сюда вместе с Имирой с котятами поиграть, и испарился с девочкой на руках. Я остался в пустом классе, в центре нашествия чашек недопитого чая, блюдечек с недоеденным тортом и разбросанных по ковру фантиков от конфет. Как у них тут утилизируют мусор, не знал. Пришлось все тащить к себе.

Всю грязную посуду составил на столик возле раковины, понадеявшись на дежурных. Уж они-то к концу дня должны были у меня появиться. Уже заканчивал уборку, когда в дверях класса нарисовался Барсик. Его взгляд мне совсем не понравился. Нет, не злой и не высокомерный. Знакомого презрения в нем тоже не наблюдалось. Растерянным, вот каким я его увидел. Будь я девушкой, у меня, наверное, сердце бы сжалось от вида светлого командора. Но, тьфу-тьфу-тьфу, пронесло. Поэтому я отреагировал адекватно и без лишних соплей.

— Хочешь поговорить об этом?

— Ты даже не знаешь еще о чем… — В голосе Барсика прозвучала неприкрытая горечь. Неужели Мурка уже успел претворить наш с ним план в жизнь? Вот это я понимаю — скорость!

— Но ты ведь мне расскажешь?

Тарэль Барсим Огненный

Есть вещи, от которых просто невозможно отказаться, даже если понимаешь, что просто так тебе их никто не подарит, даже если подозреваешь, что в ответ тебе придется поступиться чем-то важным и дорогим. Например, честью. И собственным душевным спокойствием, да, темный?

Я не знаю, не могу объяснить, что со мной произошло в тот момент. Какое-то наваждение. Да, наваждение, так проще. Но в глубине души я ведь понимаю, что это только отговорка. Я мог ударить, мог оттолкнуть, мог бы прирезать, в конце концов, и мне за это ничего не было бы, потому что все знают, в каких натянутых отношениях мы друг с другом. Сказали бы: «Очередная дуэль двух командоров. Темному не повезло!» И все. Но тогда почему? Почему я не сделал этого? Я не темный, я бы не смог пойти на такую подлость и убить его в ходе дружеского, как он выразился, поединка, но оттолкнуть или просто отвернуться, отвести глаза. Что на меня нашло? И этот меч…

Я не смог от него отказаться. Великолепная работа, балансировка, словно именно по моей руке делалась, изящный, прямой, острый настолько, что при размахе, кажется, можно рассечь им сам воздух. И орнамент у эфеса такой узнаваемый, выполненный так тонко и искусно, что не остается никакого сомнения — наша работа. Светлых. Как он мог оказаться у темного, да еще и, как тот выразился, в коллекции, не представляю. И моей первой мыслью, когда он позволил мне подержать этот меч в руке, было, что я хочу увидеть эту коллекцию. Я и не знал, что Фиг-Шамь коллекционирует оружие. И уж тем более был не готов получить от него такой подарок.

Мне в первый момент показалось, что я ослышался. Но эльф улыбнулся… Уму непостижимо, Мурзяс улыбнулся мне — мне! — и повторил, что дарит. Наверное, смешно было смотреть на мое вытянувшееся лицо, вот он и усмехался. И еще смешнее было оттого, что он по моим глазам видел — не смогу отказаться. Меч уже находился в моих руках, я держал его и понимал, что это оружие для меня, оно мое. Уже сейчас мое. И, когда он так щедро решил с ним расстаться… как я мог отказаться и не принять, как?

Да, это всего лишь оправдания. Пытаюсь выдумать их, пытаюсь отгородиться ими от того, что случилось потом. Но понимаю, что это только моя вина. Я запустил этот механизм, а потом, когда настало время остановиться, не смог выкрикнуть правильное заклинание. Просто сказать «нет», твердо, решительно, окончательно. Так, чтобы не осталось ни одного сомнения в том, что у него не имеется хотя бы маленького, хотя бы самого ничтожного шанса. Нет, и точка. Но… я совершил ошибку. И что-то мне подсказывает, что за нее придется дорого платить. Честью.

Предложение опробовать клинок в деле поступило так кстати, что я не устоял снова и согласился. Искушение, вот что это было с его стороны. И оно полностью удалось. Мы заперлись в тренировочном зале. Именно перспектива доступа к роскошному полигону универа стала для меня решающей, когда Ви’Хольм уговаривал меня нести службу при университете. Поэтому в тренировочном зале нас никто не мог увидеть и никто бы не сумел помешать. Лучше бы помешали. Хотя… это я сейчас так говорю, уже зная, чем для меня закончился этот так называемый дружеский поединок. Но тогда я был рад размять кости. К тому же впервые за несколько лет между нами с Фиг-Шамем не стоял дуэльный кодекс, который во всех предыдущих наших схватках мы свято соблюдали. Как воин могу сказать, что давно не испытывал такого удовольствия от поединка. Он полностью захватил меня. Я слился с клинком, но, как мне в какой-то момент показалось, не только с ним. Фиг-Шамь — самый ненавистный мне темный, он больше не играл со мной, как иногда позволял себе во время дуэлей, не насмехался одним изгибом губ, он дрался по-настоящему и по-настоящему восхищался тем темпом, который нам удалось взвинтить. Ведь мы не сражались до первой крови, что с нами тоже бывало, особенно когда не успевали остыть. Мы сражались только ради собственного удовольствия, и… Тому, кто не знаком с холодной сталью клинка, раскаляющейся под ударами другого не менее грозного оружия, не понять. Это как любовь, нет, сейчас я думаю, что даже лучше. В постели мне ни разу не удавалось испытать столь сильные чувства, как во время боя с тем противником, от которого у тебя кровь стынет в жилах и которому так отчаянно не хочется уступать.