— Это не я выделила, это ты этим выделился, мистер Брутальный Красавчик, На Которого Девки Смотрят Телячьими Глазами.

— У-у… У той самой Блохиной есть коготки?

— Есть, да не про твою честь. Не думай, что я ревную. Это мы уже прошли, и возвращаться к этому я не собираюсь.

— К чему?

— Ты понял.

— Я проклятый, а не всезнающий. Как бы я мог понять?

— Не понял и не понял, — отмахнулась она. — Объяснишь? Какая-то у тебя бракованная проклятость.

— Дело в том, что всё несколько сложнее, чем ты себе представляешь.

— Так расскажи.

— Это отчасти зависит от масштаба личности конкретных людей. Чем больше человек из себя представляет, тем проще ему сопротивляться влиянию. Представь себе реку. Сопротивляться течению проще тому, кто хорошо умеет плавать. Ты у нас девушка с техническим образованием, поэтому легко должна вообразить формулу с несколькими переменными. Сила проклятий, масштаб моей личности и моя сила, масштаб личности тех людей, с которыми я взаимодействию, а также общая ситуация.

— И чему равны эти переменные? — нахмурилась Елена.

— В данные момент проклятия слабее меня, поэтому оказывают не такое уж сильное влияние.

— Тогда в чём вообще проблема? Почему ты так избегаешь людей?

— А не должен?

— Я ведь знаю, что тебе одиноко, — выдала она.

— С чего ты это взяла? — выдал я свою лучшую улыбку уверенного в себе парня.

— Эта улыбка отлично доказывает сей тезис.

— Переживаешь за моё душевное равновесие?

— А может, и переживаю, — ответила она с вызовом. — Уж я-то знаю, что ты хороший человек.

— Полчаса назад я был готов расчленить вампиршу и выкинуть останки в окно. Странные у тебя представления о хорошести.

— Часть моих предков истребили аристократы. Я знаю, что жизнь бывает жестокой. То, что было полчаса… уверена, у тебя есть на то причины.

— Или ты слишком хочешь верить в то, что я хороший.

— Разве это не так?

— Ну, Блохина. Ты меня ещё героем назови.

— Я бы тебя назвала человеком, который сам отталкивает от себя людей.

— Думаешь, зря?

— Из того, что я видела, ты бы мог обрести и любовь, и дружбу, — уверенно заявила девушка.

— То, что мои проклятия можно трактовать и иным способом, не только как то, что никто меня не полюбит, никто не захочет дружить, но и как то, что тех, кто полюбит, тех, кто подружится, можно убить, ты принципиально игнорируешь?

— Чем это отличается от жизни обычного человека?

— Тем, что среди моих врагов боги?

— Ты плохо учил историю. Человечество тысячелетиями сражалось с богами. По твоей логике никто не должен был любить и дружить. Только вот и любили, и дружили. Иначе не было бы сейчас здесь всех нас.

— Хочешь сказать, что я слишком труслив для любви?

— Может, и труслив, — припечатала Елена.

— Что ж, товарищ комиссар. Каюсь, грешен. Видишь ли, в чём заключается парадокс. Личном в моём понимании и любовь, и дружба подразумевают как минимум учёт интересов второй стороны, а как максимум — желание, чтобы у них всё было хорошо. В моём же случае сблизиться с кем-то гарантированно означает повесить этому кому-то мишень на спину. Получается, если я предприму сознательные усилия по сближению, это будет означать, что я также предпринимаю сознательные усилия, чтобы сделать вроде как близкому человеку плохо. Буквально толкнуть его под прицел моих врагов. Можно ли тогда такое отношение назвать любовью? Не удивлюсь, если кто-то скажет, что да. Но сдаётся мне, что эта любовь фальшивая и эгоистичная. Скорее, больная любовь к себе, нежели красивая — к другому.

— Тогда почему ты не придумаешь, как решить все эти проблемы?

— Очевидно, не по той причине, что люблю одиночество и приключения. Возможно, это для тебя секрет, товарищ комиссар, но жизнь состоит из множества ограничений. Я же пока не способен убить бога. Ну и чего это только ты на меня нападаешь? В эту игру можно поиграть и вдвоём. Как же так вышло, что такой амбассадор любви, как ты, до сих пор не в отношениях? За год бы могла себе приглядеть симпатичного парня из благородного рода. Или рассчитываешь подождать и выскочить за кого перспективнее?

— Вот, опять, — обвинительно выставила она вилку в мою сторону. — Ты выпустил шипы, чтобы оттолкнуть.

— Я их выпустил, а ты меня ими стегала, не жалея. Неужто вы злодей, товарищ комиссар?

— Да хватит меня уже комиссаром называть! — возмутилась она.

Что послужило отправной точкой для развития событий. Четверо мужчин сомнительного рода занятий, хорошо выглядящие и при деньгах, достаточно насиделись сугубо в мужской компании, чтобы оглядеться и направить свои заинтересованные взоры вовне, то есть на молодую и красивую Елену Блохину.

Быстро разобравшись, кто из них самый резвый и смелый, к нам отправили парламентера.

— Не помешаю, молодые люди? — остановилось это чудо возле нашего столика.

Я уставился на него с интересом. Блохина, у которой с контролем обстановки были проблемы ввиду отсутствия правильных инстинктов и навыков, удивлённо уставилась на подошедшего мужчину.

— Что же вас сподвигло подойти к нашему столику? — поинтересовался я.

— Удивительно приятная причина! — заверил он. — Видите ли, у моего друга день рождения. Мы предположили, что вы с этой дамой не пара и что будет уместно предложить ей выпить бокал вина в нашей компании.

— Как интересно, — поощрительно кивнул я. — Елена?

Елена выслушала эту тираду. Посмотрела на их столик. Сложила два и два… И как заржала! Я уже не раз отмечал, что девушка очень искренняя в своих эмоциях. Вот и здесь она сдерживаться не стала, смеялась от души, на весь вагон.

— О нет! — погрозила она мужчине пальцем. — Лучше бегите! А то он и вас поставит на счётчик! — Собственная шутка показалась Блохиной невероятно забавной, и она засмеялась ещё громче.

Между прочим, большая молодец! Любой порядочный парень, в рамках шаблонов и традиций, должен возмутиться, если у него столь наглым образом пытаются увести даму. Моя бы агрессия спровоцировала в ответ их агрессию, а дальше возможно что угодно. Почва для конфликта обеспечена. Но вместо агрессии я демонстрирую самый живой интерес, взирая на этого апостола дешёвых провокаций как на забавное насекомое, а