— Вы всерьез думаете, что по прошествии стольких лет повзрослевшая Анна Полянская заказала своих обидчиков? — задумчиво проговорил следователь.

Мирослава пожала плечами:

— Не знаю. Пока я могу только предполагать.

Рябинкин поднялся со скамьи:

— Расстанемся?

— Надеюсь, не на веки, — усмехнулась Мирослава.

— Да, уж, как видно, какое-то время нам не жить друг без друга, — не стал спорить следователь.

Но, выйдя из сквера, они разбежались в разные стороны.

Мирослава решила, что пришло время наведаться к матери Олега Коршунова. Предварительно позвонив по телефону, детектив договорилась о встрече.

Длинные розовые облака, похожие на перья фламинго, были разбросаны по небу…

Семен привез Волгину в знакомый двор. На этот раз он показался Мирославе печальным и пустым. И все-таки в глубине души она радовалась, что на лавочке не было ни одного человека, и даже собачники запропастились неведомо куда.

Сема пожелал детективу ни пуха ни пера и достал книжку, настроившись на долгое ожидание, а Мирослава вошла в подъезд. Медленно поднявшись по лестнице, нажала на кнопку звонка квартиры Коршуновых.

А потом внимательно рассмотрела открывшую ей дверь хозяйку дома.

Первое, что бросалось в глаза — пронзительно-синие глаза, потом — плотно сжатые губы. Не закрашенная седина не портила красоты женщины, и волосы казались просто припорошенными снегом. Но сама красота была какой-то слишком сухой и не то, чтобы отстраненной, а как бы отстраняющей от себя весь мир, ставящей преграду между собой и всем остальным.

Елена Павловна встретила детектива с плохо скрываемым раздражением.

— Что вы хотите от меня? — спросила она, едва поздоровавшись.

— Поговорить…

— О чем?!

— Может быть, мы пройдем в комнату или вы предпочитает разговаривать на пороге? — вопросом на вопрос ответила Мирослава.

— Ах да, — произнесла Коршунова с сарказмом, — проходите, пожалуйста.

Волгина, не обращая внимания на неприязнь хозяйки, прошла в гостиную и удобно расположилась в большом кресле, укрытом накидкой горчичного цвета.

Такие же накидки были и на другом кресле, и на диване.

Желтые портьеры с коричневатым рисунком из тонких пересеченных линий, желтоватая скатерть на массивном столе в центре, на самом столе в керамической вазе искусственные цветы подсолнухи и однотонные обои цвета топленого молока довершали интерьер.

«Как-то слишком скучно, несмотря на присутствие желтого цвета», — про себя подвела итог увиденному Мирослава.

— Я вас слушаю, — прозвучал голос хозяйки дома.

— Елена Павловна! А вы давали согласие на то, чтобы я занялась расследованием?

— Я согласилась, что Богдан наймет частного детектива, — ответила Коршунова и добавила: — У вас были хорошие рекомендации.

— Да, — едва заметно улыбнулась Мирослава, — и откуда же вы их получили?

— Откуда мне знать?! — начала снова раздражаться Коршунова.

— Вообще-то, нанимая детектива, неплохо поговорить с теми, на кого этот детектив уже работал…

— Вы что, пришли читать мне лекцию? — ощетинилась женщина.

— Нет, конечно. Просто между детективом и клиентом для успешного расследования желательны доверительные отношения. А у нас с вами, того и гляди, дело дойдет до рукопашной, — мягко сказала Мирослава.

Коршунова фыркнула:

— Ценю ваше чувство юмора, но вас нанял Богдан.

— Однако сына убили не у Богдана, а у вас, — ровным голосом произнесла Мирослава.

Хозяйка дома дернулась, как от удара:

— Как вы смете? Что вы хотите этим сказать?!

— То, что именно вы должны быть заинтересованы в сотрудничестве.

— Спрашивайте, что вам нужно, и уходите.

— Вы часто видели своего сына в последнее время?

— Редко. Я много работаю. А у Олега своя жизнь. Была… — добавила она и переплела пальцы рук.

— Вы хорошо знали друзей своего сына?

— Вы имеете в виду Пашу и Виталия?

— Да.

— Их, конечно, знаю хорошо. Они с Олегом дружили с детства.

— И что вы можете о них сказать?

— Паша — обычный парень, звезд с неба не хватает, в меру ленив… — Коршунова задумалась, — а Виталий рос нерешительным мальчиком, всегда, как хвостик, тянулся за Олегом и Пашей. Но потом получил профессию, неожиданно устроился на хорошую работу. С квартирой ему тоже повезло, тетя оставила.

— Как я понимаю, главным в их троице был Олег.

— Да, Олежка был у меня лидером. — В голосе Коршуновой прозвучала невольная гордость за сына.

— То есть все идеи принадлежали именно ему?

— Какие идеи? — насторожилась Коршунова.

— Как развлекаться компании в свободное время.

— Понятно, собрали сплетни, я слышала, что вы и Ветрову навещали?

— Навещала, — не стала отрицать Мирослава.

— Так они молодые, неженатые, имели право.

— Возможно, — не стала спорить Мирослава, — скажите, а у вашего сына возникали когда-нибудь проблемы с законом?

— В каком смысле?

— В прямом.

— Нет, мой сын был законопослушным.

— А фамилия Полянская ни о чем вам не говорит?

— Ни о чем! — резко ответила Коршунова и с вызовом посмотрела на Мирославу.

— Жаль…

— Жаль, что ни о чем не говорит?!

— Жаль, что вы тогда поступили именно так, как поступили.

— Вы говорите загадками!

— Для вас они таковыми не являются. Все отгадки у вас имеются.

— Не понимаю.

— Ну, что ж, спасибо за то, что согласились поговорить.

Мирослава без сожаления покинула негостеприимный дом. Она не надеялась, что Коршунова расскажет ей что-то полезное о своем сыне или тем более покается в его грехах.

Мирославе просто хотелось посмотреть на мать погибшего, чтобы понять, по каким ступеням он шел к своему концу. По всему выходило, что дорожку на эти ступени далеко не скатертью стелила сама Елена Павловна. Несомненно, с ее точки зрения, она желала сыну только добра и делала все, чтобы защитить его.

Но не от того, от чего надо, защищала она своего сына. Видно, именно о таких случаях слепой любви и говорится: «Благими намерениями выстлан путь в ад». И самое печальное было в том, что Елена Павловна так и не поняла своих трагических ошибок.