– Что такое Пасха? – спросила Хомили.

– О, мама, я же говорила тебе! Это такой праздник, в следующее воскресенье. А накануне все дамы придут украшать церковь цветами. Даже мисс Мэнсис! Я слышала, как леди Маллингс это сказала: мол, как бы ни была занята, она обязательно поможет с цветами для Пасхи.

Арриэтта помолчала и вдруг всхлипнула:

– О, мама, как бы мне хотелось, чтобы папа позволил поговорить с ней! Всего один раз! Ведь если подумать, то всем, что имеем, мы обязаны мисс Мэнсис. Эта красивая комната, платяной шкаф, посуда, одежда… Она ведь любила нас, правда любила!

– Ну и что? Все наши неприятности начались с того, что ты заговорила с тем мальчиком. А он нас тоже вроде как любил… – отозвалась Хомили, и в голосе её прозвучал сарказм.

– Любил, – упрямо заявила Арриэтта.

– И много нам это принесло радости? – парировала Хомили.

– Но, мама, он спас нам жизнь!

– Которая оказалась в опасности исключительно по его вине. Нет, твой отец прав: ходи к ним и слушай их сколько душе угодно, но никаких разговоров. И главное – чтобы тебя никто не видел. Ты нам это обещала. К тому же ты получила эту свою долгожданную свободу…

Заметив обиду и недоумение на лице дочери, Хомили добавила чуть мягче:

– А вообще вы с Тиммисом отличные добывайки. И тётя Люпи тоже так думает…

Несколькими днями раньше тётя Люпи и дядя Хендрири приходили к Курантам на чай. Их долго не могли уговорить на это решиться: они не знали, чего ожидать в незнакомом месте, каким был для них дом священника. В последнее время они вообще редко выходили на улицу. Церковь была их территорией, и там они чувствовали себя как дома. И пусть тётя Люпи больше не была толстухой, ей не очень-то хотелось протискиваться через отверстие в каменной стене рядом с водостоком, где всегда есть риск промокнуть до нитки. Под и Арриэтта пришли за ними сами. Под – чтобы проводить чету к открытой вентиляционной решётке, а Арриэтта – чтобы побыть с Тиммисом, обрадовавшись возможности увильнуть от скучного «взрослого» чаепития.

Люпи поразила роскошь, с которой Куранты обставили своё новое жилище. Хомили беззаботно прощебетала:

– Это всё нам подарили. Ну, за исключением стен и дверей, конечно.

Тётя Люпи внимательно осмотрелась и одобрительно кивнула:

– Всё сделано с отменным вкусом. И мне очень нравятся ваши обои.

– Правда? – с деланым изумлением спросила Хомили. – А мне они показались скучноватыми…

На самом же деле теперь она была от них в восторге.

– Я бы назвала их скорее элегантными, – поправила её Люпи.

– Неужели? Я так рада! Разумеется, то, что на них напечатано, можно читать, если правильно повернуть голову…

Тот факт, что ни одна, ни другая читать не умели, обе проигнорировали.

В глазах тёти Люпи зажёгся завистливый огонёк, когда Хомили принесла кукольный чайный сервиз, но она быстро погасила его. То, что он был несколько крупноват, казалось, не имело значения. Мисс Мэнсис всё обыскала, пытаясь найти достаточно маленькие для крошечных пальчиков добываек чашки и не слишком тяжелый чайник. Чашки, с нежным узором из диких незабудок, несмотря на великоватый объём, были всё же необыкновенно хороши, а чайник Хомили никогда не забывала наливать только наполовину.

После чая хозяева повели гостей смотреть кухню. Люпи немного удивил долгий путь по переходу под полом, и она заметила:

– Мне бы не понравилось носить еду так далеко. То ли дело в нашем доме: только и нужно, что сделать шаг назад от газового кольца.

– Да, это очень удобно, – вежливо согласилась Хомили, почему-то решив не объяснять, что они никогда не носят еду «так далеко», а едят со всеми удобствами на столе из плитки перед очагом.

– А зимой, – добавила Люпи, – человеки топят большую чугунную печь в углу ризницы. Но что ещё лучше, огонь поддерживают всю ночь.

– Ах как это хорошо! – похвалила Хомили.

– И удобно: можно сварить суп, потушить мясо…

– Да, ты всегда была хорошей хозяйкой, Люпи.

К этому моменту они уже дошли до ступенек, и Хомили, пропустив Пода и Хендрири вперёд, чтобы хозяин зажёг свечи, остановилась.

Люпи уставилась на ступеньки: её мучило любопытство.

– Кажется, там, наверху, совсем темно…

– Не совсем, – возразила Хомили, уже заметив огонёк свечи. – Идём, сама всё увидишь…

Люпи огляделась почти в ужасе – огромное, продуваемое сквозняками пространство, почерневшие от сажи стены – и не нашлась что сказать. Неужели это и есть их кухня? Тут она увидела в дальнем углу свет и услышала голос Хомили, которая первой вошла в камин:

– Лучше дай мне руку. Осторожнее, не споткнись: галки всё время что-нибудь бросают вниз…

Наклонившись, она убрала с дороги новые ветки и бросила в аккуратно сложенную кучу.

Когда они наконец подошли к двери с надписью «Р. Эмерсон. Эссе», Хомили широко распахнула её, пропуская Люпи вперёд. На её лице при ярком свете двух свечей ясно читалось выражение гордости: весело горящий огонь, разожжённый Подом, полки с посудой, кухонная утварь, подаренная мисс Мэнсис, безукоризненная чистота…

– Очень мило… – всё-таки сумела выдавить Люпи, судорожно вздохнув.

– Да, пожалуй, – скромно согласилась Хомили. – Здесь нет сквозняков, только немного свежего воздуха сверху.

Люпи подняла голову и увидела далёкое небо.

– О, я поняла: мы внутри какого-то камина…

– Да, очень большого. Иногда сюда попадает вода, но только не в этот угол, хотя у дальней стены всё же собирается лужица.

– Тебе нужно завести жабу, – твёрдо заявила Люпи.

– Жабу? Зачем?

– Она будет есть тараканов.

– У нас нет тараканов, – холодно отрезала Хомили.

Такое ляпнуть! Как это похоже на Люпи! Хомили почувствовала себя глубоко оскорблённой, но всё же, провожая гостей обратно к выходу, не удержалась и с опаской взглянула на сложенные в кучу ветки.

Когда мистер Платтер, поднявшись после завтрака из-за стола, апатично направился к задней двери, миссис Платтер окликнула его: – Ты куда, Сидни?

– Запрягать пони, – бесцветным голосом ответил тот (когда-то у них был мальчик для этой работы). – Сегодня мне понадобится двуколка: не ехать же на велосипеде до самого Фордэма – да и холм на обратном пути меня убьёт…

– А что тебе понадобилось в Фордэме? – с ноткой надежды в голосе поинтересовалась миссис Платтер.