— Это правда.

— Как же ты столько времени выдержала?

— Выдержала? — переспросила Хоуп. — Вернуться было труднее, чем жить вдали.

Паркер бросил на нее взгляд:

— Почему? Ты боялась снова увидеться с Боннером?

Хоуп изумленно воззрилась на него, и он тут же пожалел, что произнес имя Боннера. Просто с самого ее возвращения он умирал от желания спросить, что стало с мальчиком, о котором десять лет назад она столько говорила. В конце концов, Боннер был отцом Далтона. Паркер постарался убедить себя, что интересуется Боннером только потому, что тот мог в какой-то момент повлиять на жизнь его сына.

Но Паркер понимал, что не только эта причина заставила его задать такой вопрос. Ему так же было любопытно, питает ли еще Хоуп чувства к отцу своего ребенка. Была же какая-то причина, по которой она не вышла замуж, не завела семью. Она вполне привлекательна, чтобы найти мужчину, несмотря на свое странное прошлое.

— Как вы умудрились запомнить имя Боннера? — требовательно спросила Хоуп.

Паркер нахмурился и сосредоточился на дороге.

— Ты сходила по нему с ума, — сказал он. — Все время о нем говорила.

— Это было десять лет назад! Вы даже мое имя не сразу вспомнили, когда впервые увидели.

— Теперь я часто тебя вижу, это подтолкнуло мою память.

Она все еще казалась озадаченной, но Паркер не стал больше ничего объяснять.

— Я вас не понимаю, — сказала Хоуп и покачала головой.

И он не мог ее в этом винить. Он был сам не свой с момента ее возвращения. Тревога за Далтона и чувство вины за случившееся были так неразрывно связаны с нежностью, которую Паркер до сих пор к ней испытывал, что он не мог нормально с ней общаться даже ради спасения собственной жизни. Особенно потому, что эта нежность претерпевала определенные изменения. Раньше в основе этого чувства была жалость, которую он все эти годы испытывал к Хоуп Теннер. Но сейчас она играла гораздо меньшую роль.

— Забудь о том, что я спросил, — пробормотал он.

Он прибавил громкости радио. У него нет права расспрашивать Хоуп о чем-либо, не говоря уже о таком личном, как отношения с Боннером. Надо максимально ее игнорировать, пока они с Фейт не уедут из города, и тогда он вернется к своей обычной жизни. Он уже пережил две недели ее присутствия в центре. Они все равно уедут, даже если на это потребуется год.

— Я виделась с ним, — внезапно сказала Хоуп. Паркер удивленно моргнул:

— Что?

— Я виделась с Боннером, но не во время приезда в Супериор. Он приезжал ко мне в дом уже после этого.

Паркер попытался представить, как Хоуп встречается с мальчиком, который сделал ей ребенка. Впервые приехав в Инчантмент, Хоуп выглядела изголодавшейся. И она действительно была голодна — и до пищи, и до любви. Как этот парень может жить с тем, что сотворил с этой девочкой, даже если ему тогда было только восемнадцать?

— Зачем приехал? — не удержался Паркер.

— Он хотел, чтобы я вышла за него замуж.

— Ты шутишь! После всех этих лет? После того, что он натворил? Надеюсь, ты послала его к черту.

— На самом деле это он сказал, что я попаду прямо в ад, раз не согласилась.

Она хихикнула, словно отшучиваясь от его замечания, но Паркер видел, что на самом деле ей ничуть не смешно.

— А это было трудно?

— Что именно?

— Отказать ему. Разве не этого ты так хотела десять лет тому назад?

— Хотела, но это не значит, что до сих пор хочу. Несколько минут они ехали молча. Паркер пытался вычислить, чего же она может хотеть сейчас. Чтобы вся ее семья была с ней или быть свободной от прошлого? Муж и семья — или независимость и карьера?

— Ты считаешь, что Боннер прав? — наконец спросил он.

— В чем?

— Что ты окажешься в аду, раз не согласилась выйти за него.

— Это не имеет значения.

— Почему?

Хоуп попыталась убрать за ухо выбившуюся прядь, но волосы были слишком короткими.

— Потому что я не смогла бы вернуться к нему, даже если бы хотела. Он женат на Черити, моей средней сестре. И еще двух женщинах, кроме нее.

Паркер стиснул зубы от подступившего отвращения.

— Значит, с тобой у него было бы четыре жены?

— Пока он не женится на пятой.

— У него нет ограничений по количеству?

— На самом деле нет.

— А уже имеющиеся жены могут высказаться о том, кого муж принимает в семью? — спросил Паркер. — Кого он приводит к себе в постель?

— Как предполагается, каждый брак заключают с одобрения общины, так что никто не может с этим спорить. Святые братья выбирают какого-нибудь мужчину и говорят, что молились о нем и получили ответ от Господа, что он должен взять в жены такую-то и такую-то.

— А если он не хочет жениться?

— Его всю жизнь учили, что это его святая обязанность. Большинство мужчин соглашаются на тех, которых им выбирают святые братья. Они также объявляют, какую женщину хотели бы иметь. И если они находятся в хороших отношениях с церковью, то эта женщина становится им второй или третьей женой.

— И никого не волнует, чего хочет сама женщина?

— Не особенно.

Паркер не мог даже вообразить такого неуважения. Мать всегда была ему опорой в жизни.

— Ты не собиралась становиться Боннеру второй или третьей женой, — сказал он. — И они пытались заставить тебя выйти за кого-то другого.

— Нет, у нас с Боннером дело было не в этом.

В машине становилось душно, и Паркер выключил обогрев.

— А в чем?

— Прежде чем жениться, мужчина должен получить благословение. В то время Боннер только окончил школу и должен был на два года уехать в колледж. Братья утверждали, что молились о нас, но Господь не дает Свое дозволение на наш брак. Они сказали, что Он испытывает мою веру, желая знать, достаточно ли ее для моего спасения. И велели мне выйти замуж за Эрвина.

— Твоего дядю.

Хоуп несколько секунд таращилась на Паркера.

— Вам это тоже только что вспомнилось, да?

Он усмехнулся:

— Да, сейчас мне много чего вспомнилось.

Она покачала головой:

— Вас трудно понять.

— Не так уж трудно, в отличие от мужчин, о которых мы сейчас говорили, — проворчал Паркер.

Хоуп ничего не ответила.

— Значит, Боннер женился на твоей сестре? — спросил он.

— Да. И у них трое общих детей.

Паркер подумал, как больно было Хоуп узнать это. Она сказала, что не могла выйти замуж за Боннера, потому что у него уже есть другие жены. Но не сказала, что у нее нет к нему никаких чувств.