– Вы не имели права, – шепчу я, медленно подхожу к столу, забираю блокнот и крепко прижимаю его к груди.

– От страха расцветают ядовитые цветы, Эмма. Ты не единственная, у кого противоречивые эмоции.

Страх? Я вспоминаю его чувства в больнице и хочу, чтобы он наконец повернулся и посмотрел на меня, но в то же время опасаюсь этого. Но вдруг мой гнев по поводу прочтения моих личных заметок исчезает и сменяется облегчением. Это тот разговор, который мне следовало начать гораздо раньше, но никогда не хватало смелости. Сейчас намного легче, когда он знает о противоречиях, беспокоящих меня. Я прохожу через комнату и встаю рядом с ним у окна.

Ужасно темно. Ни одна звезда сегодня не проглядывает сквозь облачное небо, даже луна прячется.

– Есть причина, по которой я вас ненавижу, не так ли? Иначе вы не беспокоились бы, если бы я просто сошла с ума.

– Почему ты вернулась, если испытываешь сильную неприязнь ко мне и видишь Монтгомери своим вторым отцом?

Он мастерски владеет своим голосом. Если бы я никогда не погружалась в его чувства, то, конечно, не отличила бы фальшивого тона от разочарования и ревности.

– Почему вы не сердитесь? Если бы другой ворон написал такое, – я тыкаю в написанные мной слова, – вы бы вышвырнули его. Это говорит о том, что вы тоже скрываете правду.

Внезапно он поворачивается и улыбается. Не насмехаясь, а скорее… гордо. Чувство вины мгновенно заставляет желудок завязаться узлом.

Нет, не позволяй снова дурачить себя!

Я сжимаю пальцы так сильно, что спиральное скрепление неприятно врезается в левую ладонь. Серо-голубые глаза начинают блестеть, как металл на солнце.

– Почему ты уверена, что я не вышвырну тебя? После всего, что я для тебя сделал, ты все еще не хочешь признать меня? Выгнать тебя – это худшее, что я могу.

Он мастерски играет в раскаяние, как на струнах инструмента мелодию, которую ты захочешь услышать. Не пляши под его дудку! Выясни, что он скрывает.

Я знаю только одну его слабость, которую обнаружила в больнице, и у меня не остается выбора, кроме как воспользоваться ею сейчас.

– Вы не причините мне вреда, потому что боитесь одиночества больше, чем моей ненависти из-за смерти отца, – отвечаю я, выражая жалость в голосе, от которой глаза директора сужаются, и он хмурится.

– Ты переходишь все границы, Макэнгус, – холодно говорит он.

– Потому что использую свой дар? Вы – эмпат, Фион, и можете скрыть свои чувства от других, но бессильны против меня.

Теперь он громко смеется, и в следующее мгновение у меня в голове появляется покалывание.

«Дитя, ты не представляешь, что значит власть над чувствами».

Голос Фаррана в моей голове. Затем я чувствую, как его гнев пронзает меня насквозь. Нужно сосредоточиться, как он учил меня на тренировках, и ожидать очередной телекинетической атаки. Веки Фаррана слегка подрагивают. Я запасаюсь силой и готовлюсь выплеснуть свой дар на него. Просто еще одна тренировка, говорю себе, но потом что-то обрушивается на меня, заставляет упасть на колени и согнуться у его ботинок.

Не тренировка.

Это совершенно отличается от боли, которую может причинить нейрокинет или телекинет. Если действительно существует место под названием Чистилище, Фарран просто толкнул меня в самое пекло. Ощущение, что вся вина и стыд, которые я когда-либо испытывала в своей жизни, объединились в единый хор. Давление разрывает грудь на части, сердце колотится, что-то влажное бежит по щекам. Всхлипы грохочут в ушах, смешиваясь со скрежетом моих ногтей, царапающих деревянный пол.

Смерть.

Это слово искупления витает над апокалиптическим ансамблем, как райская нота.

И тут вдруг наступает тишина.

Словно кто-то перерезает линию электропередачи во время яркого, шумного мультимедийного шоу незадолго до кульминации. Проходит некоторое время, прежде чем последние угрызения совести оставляют меня. Во рту металлический привкус окровавленного языка. Я сижу, тяжело дыша, обливаясь потом. Сомневаюсь, что смогу удержаться на ногах.

– Что… что произошло? – заикаюсь я.

– Это ты расскажи мне, Эмма.

Хотела бы я соскрести раздражающую улыбку с лица Фаррана.

– Ах, перестаньте играть чертова наставника! Вы чуть не прикончили меня! Еще несколько минут, и я, вероятно, умерла бы от сердечной недостаточности.

– Вполне возможно, – он садится на корточки и смотрит на меня, – хотя, думаю, это заняло бы десять или двадцать секунд. До сих пор у меня не было возможности проверить способности на человеке с таким даром. Вы слишком редки.

Последние слова он, скорее, бормочет самому себе, задумчиво потирая подбородок. Ледяное покалывание льется с моей шеи на покрытый потом позвоночник.

– Как вы можете говорить нечто подобное? – шепчу я. И тут суть его высказывания пронзает меня. – Все ваши предыдущие подопытные мертвы.

Молчание Фаррана давит на уши.

Не думай об этом. Сконцентрируйся на здесь и сейчас, на реальности!

– Вы можете не только видеть эмоции, но и управлять ими, верно? В вашей книге ничего не говорилось об этом даре.

– Неважно. До сих пор я не встречал никого, кто догадался бы. Ты первая и единственная, разгадавшая эту тайну, даже если немного ошибаешься с выводами, – он складывает руки в молитвенном жесте и немного наклоняется вперед, – я не контролирую эмоции, а лишь усиливаю те, что уже находятся в тебе, пока они не заглушат все остальные, не станут подавляющими. Как отреагируешь, зависит только от тебя. С чувствительным человеком…

– …было слишком просто. Уже ясно. Спасибо за демонстрацию.

Внезапно я осознаю, откуда взялась невероятная привлекательность, харизма, которую излучает Фарран. Вспоминаю церемонию посвящения и то, как студенты с энтузиазмом приветствовали директора, о своем стремлении стать вороном.

Вот почему никто не может сопротивляться ему. Я чувствовала себя одиноко, и он заставил меня увидеть в нем отца и наставника, давшего новый дом, общество. Другие восхищались его телекинетическими способностями, интеллектом. Фарран может сделать гротескной ту черту, что делает его наиболее привлекательным в глазах людей, для каждого из нас она своя. Я изумленно качаю головой.

– Если вы знаете о моей ненависти к вам, почему доверяете мне этот секрет?

Он сидит передо мной в костюме, сложив руки на коленях, и напоминает медитирующего бизнесмена на мотивационном мероприятии. За исключением того, что Фарран в этом не заинтересован. Так чего он в итоге добивается?

– Ты до сих пор не уяснила это из-за своей скромности, – тонкая улыбка скользит по его губам, – я уже объяснял, твой отец был мне как брат.

– Почему вы позволяли мне вытворять все это? Вы неумолимы, когда дело касается соблюдения кодекса ворона!