– Вот ты где. – Годфри, облаченный в вечерний наряд, принес мне чашку ледяного пунша – последнюю надежду на спасение от страшной жары, царившей в переполненном зале. – Мы здесь по прихоти герцогини. Ирен никак не удается сосредоточиться на выступлении, но публика все равно в восторге, – заметил он с простительной гордостью. – Никто и не подозревал, что безвестная мадам Нортон отважится на исполнение «Fŕere Jacques»[40].

– Приятно слышать. Но не опасно ли ей сейчас петь?

– Поверь, пение куда безобиднее многих ее увлечений. – Адвокат взглянул на блестящую хрустальную люстру. – И уж точно безопаснее змей и раскачивания на лампе в купе мчащегося поезда.

– Не я предложила ехать на юг и уж тем более близко знакомиться с моряками и аристократами.

– Странно, не правда ли, как разрозненные кусочки головоломки сталкивают людей низкого и благородного происхождения. – Годфри задумчиво уставился вдаль. – И вновь их пути пересеклись, ведь здесь Луиза Монпансье. Выглядит она куда счастливее, чем во время нашей последней встречи. Слава богу, с ней все хорошо!

– Нельзя позволить ей раствориться в толпе, иначе Ирен обвинит нас в некомпетентности!

– Безусловно.

Мы подошли к беглянке. Луиза изменилась до неузнаваемости – некогда подавленная, удрученная, сейчас она вся светилась от радости и показалась мне весьма привлекательной. Возможно, причиной тому был молодой человек, стоявший рядом с ней. Мне он сразу понравился. В его загорелом лице и живом, открытом взгляде светилась честность. Кто-то счел бы его наивным; мне же он казался бодрым и энергичным.

При виде Годфри Луиза побледнела. Нортон приветствовал ее низким поклоном:

– Мадемуазель Монпансье. А вы, должно быть, мистер Калеб Уинтер, что родом из Бостона?

– Послушайте, – резко ответил американец. – Если вы работаете на дядю Луизы и хотите заставить ее вернуться в Париж, вам придется иметь дело со мной!

– Ничего подобного, мой дорогой сэр, – учтиво ответил Годфри.

Луиза робко взяла своего защитника за шерстяной рукав:

– Этот господин спас меня от… тех, кто сделал мне татуировку. Прошу тебя, милый, не обижай его.

– Ваш жених не первый, кто превратно истолковал мой поступок, – улыбнулся Годфри. – У вас, мадемуазель, гораздо больше защитников, чем кажется. Как жаль, что вы мертвы.

– Мертва? – Луиза резко побледнела. – Значит, вам все известно?

– Позвольте пригласить вас подышать свежим воздухом на террасе, – предложил Годфри.

Я придвинулась к Луизе. В последнее время бедняжка познала и горе, и радость – и теперь ей вновь пришлось испытать потрясение.

– Мадемуазель Хаксли! Вы изменились.

Казалось, мой новый образ поверг ее в еще больший шок.

– Да будет вам. Я лишь сменила наряд. Пойдемте на террасу. Там мы сможем поговорить с глазу на глаз.

Ночь выдалась довольно прохладной, но в зале стояла невыносимая жара, и поэтому мы были рады немного освежиться. Мириады мерцающих звезд усыпали чернильно-черные небеса. Кустарники источали нежный аромат цветов. В саду, не мешая нашей скромной компании, неспешно прогуливались пары.

Мы с Луизой опустились на скамейку; платья наши раскинулись, словно паруса, не давая джентльменам присесть рядом. Впрочем, они и не собирались этого делать: жених Луизы встал позади нее, будто телохранитель, а Годфри беспокойно расхаживал перед нами взад-вперед.

– Мы очень рады видеть вас живой и здоровой, мадемуазель, – промолвил наконец Годфри. – Но полиция Парижа, ваш дядя и соседи полагают, что вы утонули в пруду за вашим домом.

– Мне пришлось сбежать, – призналась Луиза, нервно ломая пальцы. – Как же я была счастлива, когда Калеб поклялся, что не бросит меня в беде! Это он убедил меня, что мы должны сбежать и пожениться. В этом нам поможет его американская знакомая, герцогиня де Ришелье. А дядя…

– Видели мы вашего дядю, – перебила я. – Причина вашего побега нам понятна. Но вы хоть подумали о том, что в вашей, с позволения сказать, смерти, обвинят тетю Онорию?

– Тетю Онорию! Нет!.. Значит, ее…

– Доказательств нет, – промолвил Годфри. – Пока что ей ничего не угрожает. Но вы должны вернуться и рассказать полиции правду.

– Да-да. Но сначала нам с Калебом предстоит выяснить, что же на самом деле случилось с моим отцом в Монте-Карло. Я… я больше не верю рассказам дяди. Я не верю, что отец – трус, потерявший все, что имел, и слабовольно расставшийся с жизнью.

– С Луизой обошлись несправедливо, мистер Нортон, – напористо вступил молодой американец. – Не понимаю почему. Она утверждает, что ее семья осталась без гроша. Для меня это роли не играет, но, может, кто-то положил глаз на наследство Луизы, решив, что оно у нее есть. Как бы там ни было, Луиза имеет право знать, что произошло с ее отцом, и я ей в этом помогу. Я работаю корреспондентом в «Бостон Клэрион». Мне ли не знать, как докопаться до истины?

– Истина не кость, в землю не зароешь, – раздался голос за нашими спинами. – Хорошего чутья тут, увы, недостаточно.

Мы развернулись: позади нас стояла Ирен. Оказывается, все это время подруга с интересом следила за ходом нашей беседы. Луизе еще не доводилось видеть примадонну во всей красе, а американец и вовсе с ней не встречался. Оба смотрели на нее во все глаза. На ней было вечернее платье из переливчатого шелка, украшенное по вырезу и краям оборок черными перьями. Смотрелась она, как сказали бы французы, «formidable»[41]. В лунном свете, перемежавшемся с сиянием свечей в бальном зале, Ирен походила на героиню байроновской оды – прекрасную и немного зловещую.

– Ты поступила очень глупо, – упрекнула она Луизу и повернулась к журналисту: – А вы – еще глупее, раз решились ей помогать. Вы подвергаете ее серьезнейшей опасности.

– Я не боюсь опасностей, – парировал американец.

– Значит, вы слишком молоды, чтобы с ними справиться. – С этими словами Ирен вновь повернулась к Луизе: – Как ты познакомилась с герцогиней?

– Не я. Калеб, – ответила Луиза. – Герцогиня обожает американцев. Он предложил взять у нее интервью для газеты. Мы надеялись, что она знакома с теми, кто помнит смерть моего отца. Герцогиня была очень добра к нам.

Ирен нетерпеливо взмахнула рукой, облаченной в перчатку из черного бархата. Браслет ее, украшенный аметистами и цирконами, вспыхнул ледяным пламенем.

– Отзывчивость столь же обманчива, сколь истина. Что ты узнала о смерти отца?

Луиза и Калеб переглянулись.

– Пока ничего, мадам, – вежливо сказала девушка. – Мы только-только приехали, а умер он очень давно, и происшествие постарались сразу замять.