— Жив-здоров.

Она изобразила подобие улыбки — одними губами.

— Сэнди сказала мне, что все обошлось, но я ей не поверила. Что еще она могла сказать? Меня это потом годами преследовало, годами. Я мучилась этим. И я же потом не общалась с ними. Как в город переехала — так и все. Иногда нужно оставить прошлое в прошлом.

— Точно.

— Что возвращает меня к мыслям о твоем отце. — Она допила оставшуюся воду. — Мэйв мне все рассказала. Мне очень жаль. Ты ведь знаешь, что ужасно на него похож, да? Мои дети — дворняжки, все трое. Совершенно не похожи ни на меня, ни на мужа. Бобби итальянец — Ди Камилло. Фиона Ди Камилло — имя для дворняжки, если такое вообще возможно. Бобби не знает о нас с вашим отцом. — Она замерла: внезапный приступ паники подкатил к ее горлу. Природа предавала эту женщину на каждом шагу. Ее лицо трепыхалось от эмоций, как флаг на ветру. — Мэйв ведь тебе рассказала — да? — про нас с вашим отцом.

— Да.

Флаффи вздохнула, покачала головой.

— Господи, а мне-то казалось, что я, ну, просто вляпалась, бывает. Бобби об этом знать ни к чему. Тебе, наверное, оно бы тоже ни к чему, но что уж теперь. Я была совсем еще юной и несмышленой. Думала, он на мне женится. Я спала на втором этаже, рядом с вашими с Мэйв комнатами, — то есть мне-то казалось, вопрос лишь в том, чтобы переехать чуть дальше по коридору. Ну-ну.

Официанткам в кондитерской приходилось передвигаться между столами боком, держа кофейник высоко на весу. Была толкучка, свет проливался на пластиковые столешницы, серебристые приборы, толстые фарфоровые чашки, но я этого не замечал. Я вновь оказался на кухне Голландского дома, вместе с Флаффи.

— Тем утром, — продолжила она, многозначительно кивнув, чтобы от меня не ускользнуло, о каком именно утре речь, — мы с твоим отцом поругались, и в голове у меня был бардак. Я не говорю, что в произошедшем не было моей вины, я лишь говорю, что была не в себе.

— Из-за чего поругались-то? — Я блуждал взглядом по прилавку — пироги и пирожные были раза в два крупнее стандартного размера.

— Из-за того, что мы никак не поженимся. Он никогда впрямую и не говорил, что собирается на мне жениться, но — какой это был год? 1950-й, 51-й? Мне и в голову не приходило, что может быть иначе. Я лежала в его постели, извини за подробность, он встал, чтобы одеться, и я почувствовала себя такой счастливой, вот и ляпнула: пора, мол, начать планировать. И он переспросил: планировать что?

Я громко выдохнул. Как же мне была знакома неловкость этой ситуации.

Флаффи вскинула брови, отчего ее зеленые глаза стали еще крупнее.

— Если бы дело было только в том, что он не собирается на мне жениться, — что тоже плохо, но не в этом суть. — Она замолчала и подцепила вилкой кусочек слойки. Затем, отрезая понемножку, съела всю целиком. И больше ни звука. Флаффи, без умолку говорившая с тех самых пор, как я перешагнул порог, внезапно замолчала, как механическая лошадка в ожидании монетки. Я ждал, когда она снова заговорит, пока это было благоразумным.

— Продолжение-то будет?

Она кивнула. Ее невероятная энергия вся куда-то улетучилась.

— Уж не сомневайся.

— Весь внимание.

Она смерила меня строгим взглядом: не переиграй в искушенность, малыш.

— Он сказал, что не женится на мне, потому что по-прежнему женат на вашей матери.

Ничего подобного мне и в голову не приходило.

— Они так и не развелись?

— Я смирилась со своим аморальным поведением, и останавливаться была не намерена. Я спала с мужчиной, за которым не была замужем, — ясно, понятно, моя вина, мне с этим жить. Но я думала, что ваш отец разведен. Я никогда не легла бы в постель с женатым мужчиной. Ты ведь мне веришь?

Я сказал, что верю, разумеется. Не сказал я ей о том, что мужчина, который хочет переспать с хорошенькой девушкой, живущей за соседней дверью, едва ли собирается на ней жениться. И лжи лучше, чем сказать, что женат, не придумаешь. Мой отец был не большим католиком, чем я сам, но даже этого было достаточно, чтобы он не стал двоеженцем; Андреа была слишком умной, чтобы выйти замуж за двоеженца; адвокат Гуч был слишком дотошным, чтобы пропустить подобную деталь.

— Я бы никогда не сделала ничего против вашей матери. Да, мне нравился ваш отец. Он был красив, печален и все такое прочее, молодых девушек это притягивает, но в моем сердце была Элна Конрой. Я никогда даже не помышляла о том, чтобы занять ее место, никто бы не осмелился, но я хотела заботиться о тебе, о твоей сестре, о вашем отце так, как ей бы этого хотелось. Она так волновалась за вас, прежде чем уйти. Как же она вас троих любила.

Прежде чем у меня появилась возможность сформулировать все напрашивающиеся вопросы, на мое плечо опустилась чья-то тяжелая рука.

— Дэнни! Наконец-то выходной. — Доктор Эйбл лучился. — Теперь, когда ты окончил интернатуру, мне бы хотелось видеться с тобой почаще. Слышал, что о тебе говорят.

Мы с Флаффи сидели за четырехместным столиком. Два пустующих места были сервированы приборами и салфетками, и как же я надеялся, что ему хватит такта этого не заметить.

— Доктор Эйбл, — сказал я. — Это Фиона, моя давняя знакомая.

— Мори. — Доктор Эйбл потянулся через столик и пожал ее руку.

— Флаффи.

Доктор Эйбл улыбнулся и кивнул.

— Ладно, не буду мешать. Но, Дэнни, не заставляй меня тебя выслеживать, ладно?

— Не буду. Передавайте привет миссис Эйбл.

— Миссис Эйбл в курсе, кому принадлежали парковки, — сказал он смеясь. — Так что приглашение на День благодарения в этом году ты, возможно, не получишь.

— Вот и хорошо, — сказала ему Флаффи. — Тогда Дэнни сможет отпраздновать с нами.

Когда он отошел от нашего столика, Флаффи, кажется, поняла, что наше время в кафе не безгранично. И решила перейти к главному:

— Ваша мама в городе. Я ее видела.

Мимо проплыла Лиззи, вопросительно направив кофейник в нашу сторону. Я покачал головой, а Флаффи подняла чашку — подлейте, пожалуйста.

— Что?

В дверь ворвался порыв холодного ветра. Мне хотелось сказать: Она мертва. Теперь-то уж точно мертва.

— Мэйв я ничего не говорила. Не могу рисковать ее здоровьем.

— Знание того, где твоя мать, не пошатнет твое здоровье, — сказал я в попытке подпустить логики в разговор, в котором никакой логики быть не могло.

Флаффи покачала головой:

— А вот и нет. Ты не помнишь, как плохо ей было. Ты был совсем малышом. Ваша мама появлялась и исчезала, появлялась и исчезала, и, когда она исчезла без следа, Мэйв чуть не умерла. После того как ваш отец сказал ей, что мама больше не вернется. Это факт. Он писал вашей маме, когда Мэйв попала в больницу. Я это знаю. Он сказал ей — ни много ни мало, — что она погубила вас обоих.