советских ведомствах. И произошло это благодаря прежде всего настойчивым усилиям и немалому труду двух руководящих работников разведки, к сожалению, обоих уже покойных – заместителя начальника ПГУ Л. Н. Шапкина и начальника НИИРП Э. А. Яковлева.

Все прочие т. н. секретные, суперзакрытые, сверхтаинственные «аналитические подразделения» КГБ – это полный блеф, буйное фантазерство в духе известного произведения детского писателя Носова либо, в лучшем случае, выдача желаемого за действительное.

Небольшие группы сотрудников, которые работали над анализом добытой разведывательной информации (не носившей чисто оперативного характера) в подразделениях контрразведки, будь то Второе и Третье главные, Четверное, Пятое и Шестое управления, или в том же Главном управлении погранвойск, – это были всего лишь внештатные структурные формирования, своего рода аналитические группы «ad hoc».

Да, они решали возложенные на них задачи, порой решали весьма успешно, но отнюдь не в масштабах всего ведомства, а лишь в рамках своих подразделений. Огромный массив самой разнообразной информации шел, например, по линии Разведывательного Управления Главного управления погранвойск. Уникальная, поистине бесценная информация поступала из 16-го Управления КГБ, занимавшегося перехватом и дешифровкой. Порой очень неплохая и полезная информация поступала из подразделений радиоперехвата и других структурных звеньев управлений контрразведки, прежде всего Второго Главка.

Однако вся, подчеркиваю – вся, обработка полученной информации о противнике осуществлялась в централизованном порядке, через информационно-аналитический (Управление «И») и оперативно-аналитический (Управление «Р») аппараты разведки. Именно в этом состояла ценность такой информации для Инстанции – четкость, многократная перепроверка, выверенность, взвешенность и в конечном итоге – достоверность.

К большому сожалению, созданный еще во времена Цвигуна – Цинёва специализированный НИИ «Прогноз» Второго Главка стараниями своих нерадивых руководителей остался без должного присмотра и постепенно превратился в аналитического импотента. Более или менее плодотворно коллектив института работал лишь по тематике деятельности первых отделов предприятий и ведомств, там были действительно очень хорошие наработки по методам противодействия проникновению в закрытые советские учреждения агентуры спецслужб противника. Но носили эти наработки, увы, не общегосударственный, а, скорее, узковедомственный, чекистский характер, они служили главным образом целям проведения комплексных профилактических мероприятий и обеспечения режима секретности на обслуживаемых объектах.

Насколько эти наработки были реально востребованы и насколько они приносили пользу в практической деятельности первых отделов режимных объектов – отчетливо выявилось после поимки и разоблачения Адольфа Толкачева, который в сортире закрытого НИИ снимал на фотопленку материалы спецфонда, совершенно не относившиеся к профилю его работы. Да и вся история с накоплением материалов будущего «архива Митрохина» тоже весьма показательна. 12 лет этот мерзавец (имел сомнительную честь и сомнительное удовольствие знать его лично в качестве рядового оперработника ПГУ) таскал в носках через проходную Главка записи секретного характера буквально под носом у подразделений внешней контрразведки, которую, кстати, возглавлял тогда небезызвестный Олег Калугин, и у спецполка МДВ, осуществлявшего охрану особорежимного объекта.

Оперативный состав НИИ «Прогноз» совсем оторвался от действительности, рабочая и моральная атмосфера в коллективе становилась все более гнилой, и к концу 1990 года на Коллегии КГБ СССР после очередной инспекторской проверки остро встал вопрос либо о его полном закрытии, либо о переподчинении недавно созданному Аналитическому управлению КГБ СССР. Знаю об этом не понаслышке, поскольку сам был членом ведомственной комиссии по проверке результатов деятельности этого института и, чего уж греха таить, поддался на уговоры руководства Второго Главка «спустить на тормозах» вопрос о его расформировании. Знал бы я тогда, что именно оттуда вылетят будущие выдающиеся «птенцы ельцинского гнезда», – с огромным удовольствием приложил бы руку, чтобы разогнать этот гадюшник к известно какой матери…

Особый разговор о научно-технической информации, добываемой по каналам научно-технической разведки. Здесь были свои особые правила, свои источники поступления, свои специфические задачи, своя собственная отчетность и даже свои особые каналы реализации в виде так называемых «Отделов специнформации» в профильных министерствах и «групп специнформации» в головных институтах профильных министерств.

На этом стоит остановиться отдельно.

Несомненной заслугой Ю. В. Андропова как Председателя КГБ СССР и В. А. Крючкова как его заместителя по разведке является то, что они «де-факто» придали ПГУ КГБ СССР статус самостоятельного ведомства в системе политических органов страны и в системе органов исполнительной власти Советского государства. Начало было положено в 1978 году, когда начальники сразу трех главных управлений – ПГУ, ВГУ и ГУПВ – одновременно с этим получили статус заместителей Председателя КГБ СССР. Для разведки это имело огромное значение, сразу снималась очень большая головная боль по поводу порядка представления в Инстанции на согласование огромного массива кадровых назначений для работы в совзагранучреждениях.

Но не это было главным. Важно то, что В. А. Крючков в своем новом качестве зампреда КГБ вошел в состав двух важнейших правительственных органов – Военно-промышленной комиссии (ВПК) Совета Министров СССР и Комиссии по новой технике (КНТ) при Совете Министров СССР. Впоследствии в том же качестве он стал полноправным членом еще двух правительственных органов – Комиссии СМ СССР по вопросам Арктики и Антарктики и Комиссии СМ СССР по вопросам Мирового океана, морского дна, шельфа и прибрежной зоны. Все это было напрямую связано с деятельностью как научно-технической, так и политической и даже нелегальной разведок.

Для реализации добытой научно-технической информации в Управлении «Т» ПГУ был создан специальный отдел, в котором работало значительное количество сотрудников неоперативного звена, но прошедших, однако, аттестацию для прохождения службы на офицерских должностях. Именно в этом подразделении работал ныне всем известный подполковник КГБ В. И. Ветров, он же агентурный источник по кличке «Fareweell» – самое ценное, по признанию самих французских спецслужб, их вербовочное приобретение на сегодняшний момент. Он был чистой воды «инициативником», промежду прочим я позднее еще малость вспомню о нем. А пока полюбуйтесь на него с точки зрения подтверждения правильности теории Ч. Ломброзо, определявшего, как известно, по физиономиям потенциальных убийц, коим на определенном этапе времени стал сам Ветров. А заодно уж и познакомьтесь немного с ним по публикациям в различных изданиях[85]. Прямо герой нашего времени, знаменитый Эмир Кустурица самолично играл роль агента «Фээвэл» в фильме Кристиана Кариона…

Уверен, что это именно Ветров «с потрохами» продал меня – действующего разведчика, сотрудника парижской резидентуры – своим хозяевам из СДЕСЕ, ДЖСЕ или ДСТ, теперь уже не важно, кому именно. А еще бы ему и не продать французским спецслужбам такого шустрого чижика, отличника учебы и ленинского стипендиата, у которого он – председатель экзаменационной комиссии и «представитель Центра» – в Краснознаменном институте КГБ при СМ СССР принимал экзамен на знание французского языка еще задолго до выезда оного на передовую за рубеж.

Хотя, справедливости ради, могу предположить, что продал он меня, по-видимому, не сразу, а несколько