– Хреново, парни. Довольно-таки хреново.

– А подробнее?

– Подробнее дела обстоят так. У нас куча ссадин, ушибов и мелких порезов. Но это, как вы понимаете, мелочи. Несколько переломов – предплечье, ключица, подозрение на пару рёбер. Это тоже фигня, дело житейское. А вот дальше всё плохо. Несколько очень нехороших рваных ран, особенно женщина, которой распахало бедро. Девочка с травматической ампутацией ступни. Ещё одна женщина с обширной тупой травмой плеча и руки, которую сейчас бинтует твоя дочь, Рустам. – Марина кивнула четвёртому участнику беседы, худощавому мужчине с рыжеватой бородой и короткой, но жёсткой шевелюрой. – Кстати, она молодец. Далеко пойдёт.

Затянулась ещё раз, не спеша выпустила струю дыма, посмотрела прищуренными глазами, как та расплывается завитками в воздухе.

– Так вот, всем этим пациентам нужен хирург. Настоящий. Хороший. Потому что там работы для него – во! – Марина чиркнула ладонью себе по горлу. – И чем скорее он за неё примется, тем лучше. Иначе потом придётся работать исключительно пилой или топором.

Мужчины переглянулись.

– Тогда надо ехать. Прямо сейчас.

– Анатольич?

– А кто ж ещё?

– Лады, пошёл собираться.

– Нет, Сергей, не ты. Вы там с ним о чём-то повздорили прошлый раз, а Анатольич – мужик злопамятный. Ещё упрётся, чего доброго, а нам время дорого. Я сам съезжу.

– Один?

– Зачем один? Лёшу возьму.

– А-а, ну тогда ладно. Нам-то что пока делать?

– То, о чём мы с тобой говорили – список писать. Чтобы к моему возвращению была готова полная картина. Рустам, с тебя перечень и организация всего технического обеспечения – дополнительные туалеты, умывальники, душевые, спальные места. Проверь сарай, там вроде бы целый угол завален старыми койками. Если нет, сочиняйте нары какие-нибудь. Двух, трёхярусные, если потребуется. Сразу пишешь отдельно список всего того, что израсходуешь из нашего обычного запаса, чтоб мы с этой суетой без гвоздей и шурупов не остались. Дальше. Марина занята ранеными, так что попроси свою Гузель организованно собрать у народа, кому чем не жалко поделиться из одежды, белья и прочего. И тоже пусть сразу пишет список недостающего. Одежда, средства гигиены, всё остальное. Марин, у тебя с фармацией как?

Та, затягиваясь остатком сигареты, закивала головой.

– Пока нормально, но такими темпами мы здорово осушим мои запасы. А с учётом предстоящих операций – тем более. Дайте мне полчаса. Я сейчас посмотрю ещё одного пациента, а потом пробегусь по сусекам. Список будет.

– Сергей, тогда давай сразу планируй, что с утра ты едешь к Попу. Неважно, успею я вернуться или нет. Суммируешь списки и – вперёд. Загони только пару человек спать заранее, чтобы было кому баранку вертеть. И смотри, веди себя естественно! Вова и так удивится, что мы к нему второй день подряд являемся. Так что разыгрывай карту, будто мы помозговали над его предложением о медицинских штуках, которые он нам сегодня сватал, да и решили не откладывать дело в долгий ящик. Понял? Только не старайся сильно, врать ты всё равно не умеешь. Вова ещё чего доброго в лишние подозрения впадёт и начнёт трепать на всю округу, что мы тут оптовыми закупками развлекаемся. Ладненько?

Андрей обвёл глазами собравшихся.

– Всем всё ясно? Всё обсудили?

Рустам и Сергей кивнули, Марина затушила окурок об нижнюю сторону перил, швырнула его в прибитую к столбику консервную банку, немного замялась.

– Вот что ещё, ребята. Похоже, одна из моих пациенток не жилец. Я не могу ничего утверждать без рентгена и всего остального, но почти уверена, что у неё сильное внутреннее кровотечение. Давление низкое, живот твёрдый, как накачанный мяч. Ну и так далее. Вам эти подробности ни к чему, мы тут всё равно сделать ничего не можем. Это я просто так, чтобы вы морально готовы были.

И ушла внутрь дома.

* * *

Коби вздрогнула, когда кто-то коснулся её плеча. Вскинулась, завертела головой. Рядом стоял Лукас.

– Ты как себя чувствуешь?

Она порылась в своих ощущениях – и правда, как? Вроде бы пока ничего не поменялось: усталость, короста из грязи на одежде и в волосах. Только горячий ужин смягчил, притупил все ощущения, да выплаканные слёзы вывели из организма немалую дозу боли и горечи. Она даже не заметила, как почти задремала.

– Нормально. Жить буду.

– Там, в палатке, – Кауфман указал рукой: – сейчас душ запустят. Можно будет помыться.

– Хорошо, – Коби слабо кивнула.

– Только до этого, – он казался немного растерянным, мялся на месте, подбирал слова: – ты не сходишь со мной? Пастор Майер передал… ну, что там… короче, у Марси Уильямс… всё плохо. Совсем.

Она уставилась на него, медленно осознавая услышанное. Марси. Плохо. Совсем. Совсем?

– А остальные наши знают?

– Рамона уже там. Каре Купер вкололи успокоительное, она спит. Мэнди…

Где Мэнди – и так ясно.

– Помоги мне встать, пожалуйста.

Лукас дал ей руку, потянул наверх. А потом, всё так же держа за запястье, повёл по деревянным тротуарам.

Марси лежала в маленькой комнате большого двухэтажного дома, украшенного резными деревянными панелями вокруг входной двери, окон и по краю крыши над широким крыльцом. Через единственное окно вливался молочно-серый свет бесконечных северных сумерек, предвещающих наступающий сезон белых ночей. Небольшой светильник на стене добавлял в гамму жёлтый оттенок электрического света. Там, куда он не доставал, в тенях возле дверного косяка притаилась Рамона Брукнер. В полумраке её смуглая кожа казалась темнее обычного. С правой стороны кровати на крашенном белой краской деревянном табурете сидел пастор Майер, держал правую руку Марси в коконе своих сложенных ладоней, что-то шептал, склонившись к её уху. Услышав звук шагов, оглянулся, и Коби поразилась страшным тёмным кругам вокруг его уставших глаз, полных воспалившихся красных сосудов. Или это была всего лишь игра света и тени?

Пастор сделал приглашающий жест рукой, указывая на такой же табурет по другую сторону кровати. Коби осторожными шагами, почему-то отчаянно стараясь не шуметь, подошла, опустилась на край жёсткого сиденья.

– Ей сделали укол. Она не страдает.

Лицо у Марси не просто бледное – парафиновое, губы серые, с голубоватым оттенком. Между ними чуть поблёскивают белые жемчужные зубы, и тонкой струйкой сочится слабое, с хрипотцой дыхание. Под тонкими веками, повыше длинных бархатных ресниц двигаются бугорки глаз, роскошная густая чёлка прячется под прикрывающим лоб полотенцем. Коби осторожно потянулась своими не до конца отмытыми руками к ладони Марси, лежащей поверх грубого колючего одеяла. Легонько погладила по складке между указательным и большим пальцами. Те шевельнулась в ответ, Марси качнула головой влево, приоткрыла глаза. Серые губы зашевелились, складываясь в имя: