— Тебя что, частенько так избивали?

— Последнее время, — грустно улыбнулась Тамара. — Когда мне все обрыдло, и я начала потихонечку бунтовать. А до этого толстуха и дядюшка изобретали издевательства и помимо битья.

— Толстуха и дядюшка… — задумчиво пробормотал Моча. — Если у тебя будет желание, потом можешь мне рассказать, как они над тобой издевались. О том, как пытались продать тебя за пятнадцать тысяч «зеленых», я уже знаю.

Оп-па!!! Сюрпризец! Ах, дядюшка! Ах, хитрован!

— Так значит, за пятнадцать, а не за десять? — От удивления Тамара даже приподнялась. И тут же снова скривилась от боли. — Дядя трепал жене, что за десять. И сколько же он получил на самом деле?

— Он был счастлив, что я его отпустил просто так. — Улыбка сошла с лица Монучара. Черные, в противоположность совершенно седым волосам, брови сдвинулись. Над переносицей пролегли две глубокие вертикальные морщинки. — Но я еще окончательно не решил, что делать с этим подонком. Надеюсь, ты мне подскажешь. Но не сегодня. Сейчас ты должна отдыхать. И выздоравливать. А вот через недельку, когда ты немного поправишься, мы и поговорим. А теперь больше не буду тебя утомлять. Ответь мне только на пару вопросов. Первый: тебе принести что-нибудь поесть?

О еде было тошно и думать.

— Нет. Если можно, то лучше еще бутылку воды. Так сказать, про запас.

— Хорошо, — кивнул Монучар. — Теперь вопрос номер два. — Он вынул из кармана халата маленький медицинский флакончик. — Здесь две таблетки снотворного. Оно абсолютно безвредно, никаких побочных эффектов не вызывает. Выпьешь обе таблетки, сразу забудешь о боли и проспишь, как младенец, двенадцать часов. — Перехватив настороженный взгляд Тамары, аксакал покачал головой: — Можешь мне доверять. Это, и правда, снотворное. Хочешь — ешь, не хочешь — не ешь. Никто тебя не заставляет. Спокойной ночи, Тамара. Завтра обсудим с тобой, что из вещей тебе сюда надо доставить в первую очередь.

«Компьютер. И телевизор. И видик. И магнитолу. И книги, — моментально выстроился у девочки в голове список вещей первой необходимости. — А еще халатик. — Только сейчас она задумалась над тем, что на ней лишь футболка и трусики. Старые тренировочные штаны и тесная джинсовая курточка, наверное, до сих пор валяются в дядюшкином гараже. — А еще тапочки. И конечно, кое-какое бельишко на смену».

Моча вышел. В замке скрипнул ключ, и Тамара с сомнением уставилась на стеклянный флакончик, оставленный на тумбочке рядом с бутылкой лимонада. Потом нерешительно взяла его в руку и вытряхнула на ладошку две маленькие белые таблетки.

Будь что будет! Плевать! Может, и правда, отпустит эта проклятая боль? Может, действительно, удастся быстро уснуть?

Слизнула с ладони таблетки и снова прямо из горлышка запила их лимонадом. Потом откинулась на подушку и принялась ждать, когда наступят предсмертные судороги. Или когда начнет сносить крышу.

Но вместо этого сперва отпустила боль в боку и спине. Потом послушно разбрелись по своим тесным кельям в мозгу возбужденные мысли. И Тамара, как и обещал Монучар, погрузилась в сладкую дрему.

Проснувшись наутро, девочка первым делом подумала о том, что впервые за восемь месяцев нашелся человек, который о ней искренне позаботился. Который был с ней добр.

Так на каком же все-таки слоге ставить ударение в его укороченном имени?

На следующий день в камеру (шагов пять в длину, шага три в ширину) с трудом была втиснута еще одна тумбочка, и на нее Монучар водрузил маленький телевизор и видеоплейер.

— С антенной придется повременить, крути кассеты, — сказал аксакал, примериваясь, куда воткнуть «колокольчики» низкочастотного шнура. — Составь мне список, что тебе нравится, а на первое время я принес то, что люблю смотреть сам. Надеюсь, наши вкусы хоть в чем-нибудь совпадут. Магнитолу куплю тебе завтра. Теперь с компьютером. Сможешь с этим чуть-чуть подождать?

— Конечно, смогу. — Тамара перебирала внушительную стопку видеокассет: «Нечто» Джона Карпентера, «Шугарлэндский экспресс» Стивена Спилберга, «Основной инстинкт» Пола Верховена, «Птицы» Альфреда Хичкока… — Хм, неплохо. Монучар, у меня впечатление, что наши вкусы даже очень совпадают.

— Я рад, Тамара. Теперь насчет литературы. Тоже составишь список? Или положишься на мой вкус?

— Положусь, — улыбнулась Тамара, не сомневаясь, что вкусы Мочи дальше Чейза и Утгера не распространяются. И была поражена, когда на следующий день седовласый грузин принес ей Ивана Бунина и Николая Лескова, Чарльза Диккенса и Джека Лондона, Виктора Астафьева и Василия Шукшина.

— У меня была мысль купить тебе Драйзера, но я побоялся, что до «Финансиста» и «Американской трагедии» ты еще не доросла, — сообщил Монучар, раскладывая скромную библиотеку в маленькой тумбочке. — Ты просто не осилишь их до конца.

— Вот еще! — надменно фыркнула лежавшая на кровати Тамара. — Ты просто еще не успел осознать, что я суперребенок. Эрудированный и интеллигентный, — припомнила она, как когда-то ее характеризовала толстуха. — Коварный и артистичный. Свободно владеющий разговорным английским и опережающий в развитии своих сверстников, как минимум, года на три. Возможно, поэтому мне так не везет в этой жизни.

С первого же дня Тамара решила обращаться к седовласому аксакалу, годящемуся ей не то что в отцы, а и в деды, на «ты» и, не встретив с его стороны возражений, осталась довольна — так проще найти с хозяином общий язык, так проще вырваться на свободу.

— …Так как ты считаешь?

— Я считаю, что ты испорченная самовлюбленная девушка, — рассмеялся Моча, — которой весьма повезло, что она оказалась в глубоком дерьме, не позволившем ей еще больше влюбиться в себя и испортиться окончательно. Но ты через несколько лет оформишься в красивую умную женщину. Читай Диккенса, Тома. А я сегодня подвешу тебе над кроватью бра, чтобы ты не портила зрение в этом мраке.

День за днем Тамара проводила на своей узкой кроватке. Телевизор и видик сменяли книги, на смену книгам заступала недорогая китайская магнитола. И опять телевизор… после телевизора книги… после книг магнитола…

«Тоска зеленая», — решила бы Тамара, если бы до этого не провела восемь месяцев один на один лишь с алюминиевой мисочкой-стетоскопом.

Боль в спине и боку постепенно ослабла, и девочка на нее уже просто не обращала внимания. Но все равно, не долечив до конца побои, возобновлять занятия физкультурой было еще рано. Да и потом, возможно ли всерьез развернуться в такой теснотище, не рискуя при этом смести ногой с тумбочки телевизор, опрокинуть парашу или врезаться лбом в стену? Бег только на месте. О ходьбе по кругу можно только мечтать.

Проблема гиподинамии вновь остро встала перед Тамарой.

— Я не была на свежем воздухе уже почти девять месяцев, — однажды завела она разговор об этом с Мочой. — Скажи честно, ты собираешься и дальше держать меня взаперти?

— Нет, Тамара, — виновато покачал головой Монучар. — Для тебя уже оборудуется просторное помещение. Еще до осени ты туда переедешь. Тогда же сможешь выходить гулять на террасу и в сад. А через несколько лет будешь свободно перемещаться по Ленинграду, ездить в другие города… хоть за границу. Без ограничений и всего лишь с одним условием — вернее, просьбой: всегда возвращаться обратно. Пусть мой дом станет твоим домом. Я очень боюсь перспективы коротать старость, в одиночестве.