«Наверное, перед тем, как натягивать на физиономию, — думаю я, — эти намордники надо сперва обработать каким-нибудь специальным составом. Ненадежные штуки порой изготавливают проклятые милитаристы».

— Пошли отсюда, девчонки. — Олег наконец отрывается от мониторов. — Где-то болтаются еще трое, и с ними надо кончать. И поскорее.

Дина-Ди кивает.

«Надо скорее добить троих стояков и их собаку и валить отсюда ко всем чертям. На волю!»

Но для этого предстоит выйти на улицу и еще чуть-чуть поиграть в партизан. Удивительно: я совершенно не против. Весь этот блуденъ начинает мне нравиться. К тому же я ни разу еще не шмальнула из своего красивенького «Сикемпа». Надо же когда-нибудь начинать.

Чего там мне говорила Диана о том, что к убийствам со временем привыкаешь? Что-то не так уж много времени мне на это потребовалось!

Короче, черт меня разберет, чего я хочу и кто я такая!

— Пошли на улицу, крошки, — говорит Олег и выходит из комнаты — Повнимательнее! — произносит он уже своим естественным голосом, стянув намордник в безвредной атмосфере прихожей.

Тамара. 1992 г. Июнь

На этот раз Тамара пришла в себя в комнатушке без окон, которая очень напоминала тюремную камеру.

Шагов пягь в длину, шага три в ширину. Из меблировки только узкая панцирная кровать — правда, застеленная чистым бельем, — «больничная» тумбочка и обычный кухонным табурет. Узкая дверь обитаа железом, зато в ней нет ни глаза, ни окошечка. В углу около двери эмалированное ведро, накрытое крышкой. «Параша», — догадалась Тамара. На тумбочке алюминиевая кружка. Освещает камеру единственная тусклая лампочка, надежно прикрытая полукруглым плафоном из металлической сетки. Странно, но стены оклеены симпатичными новенькими обоями, пол покрыт довольно приличным линолеумом, а потолок аккуратно побелен.

Тамара стиснула зубы, приготовилась к тому, что в левый бок опять вонзится острый клинок мучительной боли, и попробовала сесть.

Сесть, подоткнув повыше подушку, удалось только с третьей попытки. Теперь оставалось лишь протянуть к тумбочке руку и постараться не расплескать из алюминиевой кружки то, что в ней налито. Хотя расплескать в данном случае, возможно, и было бы самым разумным. Пес его знает, что могли намешать в этой кружке. Наркотики? Какие-нибудь психотропные препараты?

А не все ли равно? В отличие от дядюшкиной квартиры здесь не было альтернативного источника воды (унитаза), и хочешь не хочешь, а приходилось пить то, что дают. Как-никак свихнуться от психотропных пилюль не в пример веселее, чем загнуться от обезвоживания организма.

К тому же Тамару мучила нестерпимая жажда. Нёбо, язык, всю полость рта будто бы тщательно высушили специальными салфетками, а потом для полноты ощущений еще и брызнули в рот из баллончика с перечным газом. Высохшие голосовые связки слиплись в комок, горло горело, как при ангине.

И все-таки у Тамары хватило выдержки, чтобы с ходу не выхлебать все до дна, а сделав один (только один!) осторожный глоток, подержать влагу во рту, пытаясь почувствовать подозрительный привкус.

Привкус, действительно, был. Вернее, даже не привкус, а вкус, потому что, к своему удивлению, девочка обнаружила, что кружка наполнена апельсиновым соком. И это почему-то сразу же убедило Тамару в том, что никаких нежелательных примесей в этом соке нет и быть не может. Всё о'кей. Можно пить. А потом лечь поудобнее, чтобы не так болел бок, и пораскинуть мозгами над тем, в какую тюрьму она угодила на этот раз, кто теперь ее тюремщики и каких сюрпризов стоит ждать в будущем.

«Вариантов с тюремщиками может быть только два, — размышляла Тамара. — Вариант первый: хитрожопый дядька Игнат решил не убивать меня, а приберечь на какое-то время для удовлетворения своих низменных похотей. Загодя снял помещение, в котором оборудовал эту темницу. И вот теперь скрывает здесь от жирной супруги наложницу. И будет скрывать до тех пор, пока та ему не наскучит, или пока не запахнет жареным и не придется в срочном порядке от нее избавляться.

Впрочем, существует еще и вариант номер два. И, пожалуй, он более вероятен.

Жадный дядюшка рискнул ослушаться домоправительницу и поддался соблазну отхватить почти на халяву десять тысяч баксов. И вот теперь я уже передана новому владельцу и нахожусь на его территории. Что там плел дядя Игнат про этого педофила? Мафиози. Грузин… Если доведется в ближайшее время пообщаться с этим грузином, надо будет спросить у него, сколько центов из обещанных за меня десяти тонн «зеленых» он дал дядюшке. Или ограничился банальным пинком под тощую задницу — наиболее распространенным способом внесения платежей в современной России?»

Ждать пришлось не так уж и долго.

Появившийся на пороге высокий мужчина с густой седой шевелюрой держал в руке пластиковую бутыль с лимонадом, а на его смуглом лице играла приветливая улыбка.

«Симпатяга, — уголками губ улыбнулась в ответ Тамара. — Но опасный симпатяга».

— Здравствуй, Тамара. — Посетитель, прикрыв за собой дверь, подошел вплотную к кровати. Перехватил жадный взор, который девочка не отрывала от бутыли, и, поспешно, даже чуть суетливо свернув пластиковую пробку, протянул пленнице лимонад. — Извини, я не подумал о том, что тебя будет мучить жажда, оставил лишь одну кружку. Думал, этого будет достаточно, — оправдывался мужчина, пока Тамара жадно хлебала прямо из горлышка, несмотря на то, что рядом с кроватью на тумбочке стоит удобная кружка.

— Спасибо. — Тамара наконец, оторвалась от бутылки и, откидываясь на подушку, непроизвольно поморщилась от боли в боку. Эта гримаса не ускользнула от взгляда посетителя.

— Болит? — с участием поинтересовался он. Тамара в ответ лишь молча кивнула.

— Где болит? Ты не считаешь, что тебе нужен врач? — Мужчина говорил с чуть заметным кавказским акцентом.

«Значит, не натрепал дядька Игнат, что хочет продать меня какому-то грузину, — подумала девочка. — Мафиози. За десять тонн баксов. Это он тоже не натрепал? Что же, проверим. Интересно, и как же зовут этого аксакала?»

Тот словно прочел в глазах Тамары этот вопрос.

— Я Монучар, — представился он. — Друзья зовут меня Моча, с ударением на первом слоге. Ты тоже можешь звать меня так.

«Только с одной прправочкой, генацвале. Ударение будет на втором слоге — Моча, сладострастный любитель малолетних рабынь. Впрочем, со временем, я это мнение о тебе, возможно, пересмотрю. Все зависит от твоего поведения и от условий, которые ты мне здесь создашь…»

— Ты точно уверена что не нуждаешься в докторе? — Монучар вперился в девочку пронзительным взглядом удивительно голубых глаз.

«А ведь настоящий грузин и должен быть голубоглазым, — вспомнила Тамара. — И, кажется, рыжим, а вовсе не черным, как принято считать».

— Нет, обойдусь без доктора, — как можно беспечнее сказала она. — Полежу несколько дней, и все пройдет. Такое уже не впервой.