«Любовь моя, – писал он. – Прошу тебя, будь осмотрительна. А лучше вообще старайся не попадаться на глаза повелителю. Ты помнишь, как мы хотели бежать в юности? Я все сохранил. Как только вернусь, заберем Ладислава и исчезнем. В другом мире нас никто не сможет найти. Втроем мы будем очень счастливы».

Втроем…

К глазам подступило тепло, в носу защипало, а аккуратные буквы начали подозрительно расплываться.

Он про меня не забывал. В трудном плаванье, в горячке влюбленности, отец помнил обо мне и собирался забрать с собой.

Но что же им помешало?

Смахнув с глаз соленую пелену, я вернулся к чтению.

С начала плавания истаяло, наверное, две или три луны, когда отец получил страшное известие – Мелена ждала ребенка.

В голове зашумело, а щеки пылали, будто в лицо плеснули кипятком. Я пытался посчитать, но мысли разбегались как муравьи из раздавленного муравейника. Пришлось прибегнуть к помощи пальцев. И получилось, что отцом будущего ребенка, мог быть как повелитель, так и мой отец, ведь в то время мы еще были в столице.

В груди  ныло, сердце отбивало рваный ритм где-то в горле, а я торопливо отыскивал следующие записи.

Видимо, недаром в народе говорят, что наш род может влиять на морскую стихию. Едва отец получил известие от Мелены, как начался шторм.

Последующие записи были наполовину размыты, и рваные строчки то резко взлетали, то стремительно падали.

Часть команды слегла с морской болезнью, кого-то смыло за борт. Ветром сорвало паруса и сломало мачты. На магию же ни у кого попросту не хватало сил.

Корабли прыгали на волнах как пустые бочки, пока их не выбросило на скалистый берег. То, что от них осталось, годилось разве что на поддержание костра. Естественно, ни о какой экспедиции речь уже не шла, и отец поторопился вернуться домой.

На дорогу понадобилось еще несколько полных лун, и отец боялся, что приедет слишком поздно.

Я снова отложил свиток и постарался вспомнить те времена.

Отец выглядел обеспокоенным, когда прибыл в интернат.

Я торопился поделиться своими успехами, чтобы он разделил мою гордость, но отец даже не стал слушать, а велел поскорее собираться. Конечно, я расстроился, но все еще хотел быть примерным сыном и беспрекословно исполнил распоряжение. Тем более, что отец пообещал необычное путешествие.

Но стоило нам приехать в замок, как отец сразу же исчез.

Теперь представился случай узнать, где же он пропадал.

***

По моим подсчетам Мелена вот-вот должна была разрешиться от бремени, и больше всего боялся не успеть. Если будет девочка, то ее ждет самая незавидная судьба. Что же сделают с мальчиком, конкурентом и угрозой наследнику, не хотелось даже думать.

Я предстал перед повелителем с известием, что корабли попали в шторм и погибли, так же как и груз, и большая часть команды.

Повелитель хмурился, а я осматривался, но, поскольку это был не светский прием, а деловая аудиенция, то дамы не присутствовали.

– Значит, все отпущенные на пополнение запасов деньги тоже утонули? – уточнил повелитель.

Я ответил утвердительно, и царственное чело еще больше помрачнело.

Кажется, меня подозревали в хищениях, а если я и Мелена исчезнем, то подозрения превратятся в уверенность.

Гордость честного человека возмутилась, но я заставил ее замолчать.

Ради Мелены, ради ее ребенка и нашего счастья я готов был пожертвовать и честным именем, тем более, что сюда мы уже больше не вернемся.

– Кто-то еще из офицеров спасся? – продолжал допрос повелитель и снова получил утвердительный ответ. – Эрнор Эрир, вы немедля отправитесь в свой замок и до конца нашей проверки вам воспрещается покидать пределы провинции, – заявил он.

– Это арест? – уязвленная гордость все-таки не смогла смолчать.

Да, я собирался покинуть этот мир, для чего мне не придется покидать даже пределов замка, но дворянская честь бунтовала, не желая, чтобы пятнали подозрениями честное имя Эриров

– Разумеется, нет, – благодушно отозвался повелитель, а потом добавил уже более сурово. – Это обычная проверка, проводимая в случае смерти подданных и пропаже значительных сумм. Если  бы я тебя в чем-то подозревал, то результатов проверки ты дожидался бы не дома, а в остроге. Ну, иди. Ах, да.

Уже направившись к двери, я становился.

– Мне стало известно, что ты забрал сына из интерната домой? Мне понятны отеческие чувства, тоже растет сын, и ему необходима достойная компания. Твой Ладислав показался мне достаточно благоразумным. Пришли его во дворец, он будет обучаться в военной академии вместе с наследником.

– Это большая честь для меня и Ладислава, – поклонился я, понимая, что повелитель хочет забрать сына  в качестве заложника и еще больше утвердился в мысли о необходимости исчезнуть. В гибели кораблей и потере денег моей вины нет, но похищения любовницы, повелитель не простит.

***

Снова отложил свиток.

Я прекрасно помнил, как обрадовался, когда отец вернулся из столицы. Но он был слишком мрачен, чтобы разделить мое ликование, и сразу же заперся в кабинете вместе с пресвятейшим.

Ничего не понимая, я ждал у двери. Отец вышел один и устало сообщил, что мне необходимо отправиться в столицу. Одному. Мне оказана великая честь обучаться вместе с наследником. Отправляться надо немедленно. Сразу же посыпались распоряжения: сменить лошадей, уложить вещи, прикрепить сундуки к карете. На разговор со мной просто не хватало времени.

Я уехал, а мы так и не смогли поговорить. Когда же после длительного отсутствия вернулся домой, мое место в сердце отца заняла ясноглазая кукла с длинными каштановыми локонами. А было ли оно вообще это место? Сейчас, после прочтения всех этих писем, я все больше убеждался, что отец до самых последних дней любил только Мелену.

Почему же он вернулся один?

***

Я рисковал, задерживаясь во дворце, после распоряжения повелителя отбыть немедленно, но все-таки отправился искать Мелену.

Приятно округлившаяся, она сидела в беседке, в стороне от оживленных, звенящих веселым перекликом аллей, и вышивала.

– Мелена, – негромко позвал я.

Она вздрогнула, растерянно осмотрелась, стараясь найти источник звука, и я вышел из тени густых розовых кустов.

– Ты пришел! – радостно, но тихо воскликнула она, и в восхитительных ореховых глазах зажглись золотистые искорки – дитя уже давало о себе знать.

Я упал перед ней на колени, целуя истаявшие, почти прозрачные пальцы. Ей осталось совсем мало времени.