Мама потребовала открыть, Нина поспешила, но от этого еще сильнее закашлялась, и мама, надавив на дверь, прогнула шпингалет.

– Ты что тут делаешь? – спросила мама и только потом увидела, что растерянная, наглотавшаяся воды Нина в купальнике.

– Топлюсь, – честно ответила Нина, а потом долго объясняла, что хотела умереть ненадолго, чтобы поговорить с богом и узнать, как все устроено.

На следующий день перепуганная мама отвела Нину к психиатру, хотя вести надо было Катьку – после похорон дяди Вани она все время лежала и плакала.

Нине было очень интересно побывать на приеме, как будто она настоящая сумасшедшая. Психиатром оказалась приятная тонкая женщина в больших очках. Мама долго рассказывала, как ей было плохо, когда Нина решила умереть, и как она испугалась, и Нине стало так стыдно, что психиатр даже попросила маму подождать в коридоре. Нина думала, что сейчас проведут какие-нибудь анализы, будут брать кровь или ставить какие-нибудь электрические присоски, но психиатр попросила объяснить, почему Нина не хочет жить. Нина очень удивилась и рассказала, что жить она хочет, но нельзя же так вот просто, жить, и всё. Надо же знать, зачем люди живут, а знать это может только бог. А как с ним еще поговорить, если только после смерти он тебе показывается?

Психиатр почему-то долго смеялась, а потом сказала Нине, что бога нет. Мы произошли от обезьян, и так как мы еще не до конца очеловечились, у нас есть всякие инстинкты, например, похоть – это просто инстинкт продолжения рода. И все плохое, что делают люди, это еще остатки обезьяньего, но оно со временем пройдет. И жить надо для этого, рожать детей, быть хорошим человеком, чтобы эволюция прошла быстрее и мир наладился. Нина спросила: как же смерть? Ведь те хорошие будущие люди, они все равно будут умирать? Но психиатр заверила ее, что конечно же нет, тогда придумают лекарства от всех болезней, и все будут жить вечно. Нине это очень понравилось. Жалко, конечно, что бога нет, она так хотела с ним познакомиться, но зато все теперь объяснилось.

Это были хорошие времена. Они жили все вместе, ужинали вечерами, смотрели телевизор. Мама тогда еще смеялась и иногда обнимала Нину. Катьку она не обнимала совсем. А потом Катька пропала, и все изменилось. Мама даже улыбаться перестала.

Нина чувствовала, когда мама недовольна, и изо всех старалась вести себя лучше. Она старалась больше гулять и читать в их с Катей комнате, чтобы не мешать и не попадаться на глаза, но не помогало. Мама вздрагивала от ее вопросов, тяжело вздыхала и смотрела телевизор одна. Нина думала о том, что быть родителем очень тяжело и трудно: ты скучаешь по своему ребенку и хочешь жить с ним вместе, но не можешь, потому что так не бывает, все должны ходить на работу, заводить свои семьи, рожать своих детей. И это тоже было непонятно: зачем так устроено, что всем плохо и все страдают друг без друга, хотят увидеть и не могут. Может быть, конечно, это тоже инстинкт, оставшийся от обезьян, и потом, когда люди станут уже очеловеченными, это пройдет, но тогда ведь и пройдет вся любовь и радость от детей и родителей.

Нина знала, что мама тоже скучает по Катьке. Что ей тоже интересно, что она сейчас делает, наверное, варит обед или болтает с кем-нибудь. И когда Нина вспоминала Катьку, ей все равно было больше радостно, а маме больше грустно. А если бы она была тем, полностью очеловеченным, будущим существом, она бы думала о Катьке? Ей было бы важно, что она сейчас делает? Жива ли она? А как будут выращивать детей будущие люди? Как учителя в школе? Доброжелательно, но равнодушно:

– Здравствуйте, сын. Сегодня хорошая погода.

– Здравствуйте, мама. Да, погода прекрасная.

Впрочем, им, наверное, и до погоды дела никакого не будет. И о чем они тогда вообще будут разговаривать? А им нужно будет говорить вообще? Нина представляла себе мир, в котором люди молча ходят мимо друг друга. Ребенок лежит в кроватке и смотрит в потолок. Мама подходит и дает ребенку бутылочку. Он ест. Она забирает и уходит. И так стало их почему-то жалко, что захотелось плакать. Но Нина подумала, что это пережиток обезьяны хочет плакать в ней, а тем людям будет так очень даже нормально, а может, даже и хорошо. Но как может быть хорошо в пустом и холодном мире? Никто не может один, даже Вадиму нужна Нина. Зачем-то нужна. Может, не для убийства?

18:52. Марина

Нужно было срочно выяснить. А что, если Нина и вправду у этого извращенца?

Уже подходя к дому, Марина заметила его новую жену. Та тоже ее увидела, и, подхватив на руки ребенка, бросилась в подъезд, испуганно оглядываясь, будто Марина собиралась за ней бежать. Значит, жена его не бросила? И это он при живой жене пользовал Нину?

Дверь в квартиру была открыта, и кобель уже поджидал. Стоял в дверях, уперев руки в боки, перегородив собой проход, и смотрел неприветливо.

– Я тебя убью, – прохрипела Марина и бросилась на него.

Она и сама не успела понять, почему так быстро разозлилась. Собиралась же войти и высказать все внутри, чтобы эта его новая точно слышала, чтобы поняла, с каким уродом она живет. И ребенка поберегла от извращенца. У них, правда, уже родился сын, еще больше дурной крови в мир этот… Но увидев его не лицо даже, а торс под рубашкой – всегда холеный, такой свеженький мужчина в полном расцвете сил, с такой же хорошенькой миленькой женушкой и ребеночком, одетым как в рекламе, – сорвалась мгновенно. Такая тварь паскудная, что убить его прямо сейчас, с места не сходя.

Она с ходу ударила, успев угодить по лицу, потом еще и еще, пока он наконец не перехватил ее руки и не скрутил за спиной. Жена в глубине квартиры дрожала, прижав к себе ребенка, – наверное, со стороны было страшно, дрались они молча и без единого звука.

– Ты совсем двинулась, что ли?

– Отпусти, мразь, я все равно тебя убью!

– Юля, вызывай полицию. Или «Скорую». «Скорую» лучше, она невменяемая.

Марина поняла, что он сейчас попросту выпихнет ее за дверь и она ничего не успеет сказать. Она дернулась внутрь, но он не отпустил – впрочем, главное ей удалось: она смотрела в глаза этой женщине, и теперь та поймет, что Марина не врет.

– Он детей моих трахал! Он дочь свою старшую заставлял ему сосать! Она из-за него из дома ушла и стаскалась! Он извращенец! И младшую он теперь дел куда-то!

Женщина в ужасе прижала ребенка к себе и разрыдалась.

– Ты чего несешь? Марина, ты нормальная вообще? Чего я делал?

– Куда ты Нину дел, урод? Отвечай? Ее ты тоже насиловал? Да? Извращенец чертов!

От неожиданности он ослабил хватку, и Марина, вывернувшись, попыталась вцепиться ему в шею, но он ударил ее под дых и выпихнул из квартиры.

Ничего страшного. Главное, женщина слышала. Может быть, теперь она побережет своего ребенка, крестит его и придумает, как сдержать дурную кровь. И Кате надо сказать, чтобы заявление написала. Они вытряхнут из него правду. Он все расскажет.

Лучше бы пойти сейчас, но времени не было. Смена заканчивалась через полчаса. Мать Нининой одноклассницы зашла за расчетом – они переезжали из места, где пропадают дети, она и подменила Марину за станком, но полы мыть не согласилась, потому надо сначала вымыть, а потом к следователю.