Сейчас и смысл представлялся неинтересным, неважным. Важным было только одно – жить. Интересно, Вадим станет ее насиловать и пытать? Пока на это было не похоже. И вообще, Вадим не казался пугающим, хотя верить ему было нельзя.

Нина вспомнила почему-то, как пару лет назад нашла дохлую мышку, которая валялась прямо на плотно утоптанной земле. Около мышки ползал большой красный жук и пытался ее закопать. Нине этот жук очень понравился, хоть он и был жук, а жуки противные. Но этот был даже красивый. И хороший – он хотел похоронить мышку, чтобы она не валялась вот так, у всех на виду, но земля была очень плотная, и получалось у него медленно. Нина хотела перенести мышку в другое место, на обочину, но боялась, что жук испугается или подумает, что Нина хочет сделать что-то нехорошее с трупом мышки, и укусит ее. Можно было перенести мышку вместе с жуком, но Нина боялась, что жук умеет летать. Или вообще жалится как шершень. Настоящего шершня Нина видела только один раз, он был огромный, с ее кулак, гудел как самолет, и они с мамой спрятались от него в деревянном туалете. Мама рассказала, что человек может выдержать только три укуса шершня, а дядю Ваню шершень жалил уже дважды. С тех пор Нина очень боялась за дядю Ваню и на улице старалась держаться рядом, чтобы закрыть его собой, если вдруг нападет шершень. Потому что у дяди Вани остался только один запасной укус, а у нее еще три, и надо было поделиться с ним.

Нина не знала, что делать с жуком, и потому палочкой принялась помогать ему раскапывать ямку. Жук был недоволен, тревожно взбирался на мышку, но не уходил. Нина не знала, как объяснить ему, что он копает неправильно. Он подлезал под мышку сбоку и выгребал из-под нее немножко земли, мышка немножко просаживалась. Нина ужаснулась тому, сколько же жуку предстоит работать. Она хотела выкопать ямку рядом, чтобы переложить туда мышку, но побоялась, что жук обидится – он столько копал до ее прихода, и, выходит, всё зря. Нина стала копать, как жук, но с другой стороны, и жук постепенно успокоился и перестал обращать на Нину внимание.

Вскоре мама позвала Нину обедать, а потом полоть грядки, и к жуку Нина вернулась только вечером. К ее удивлению, вокруг мышки собралась уже целая бригада красных жуков, и они до половины усадили мертвую мышку в землю. Это было все равно медленно, еще и Нина больше не могла помочь – жуки копали со всех сторон, и своей палочкой она могла их нечаянно повредить. Нина смотрела на них и думала, как же они узнали о том, что жуку нужна помощь?

Наверное, они живут где-то все вместе, и когда Нина ушла, жуку стало скучно копать одному, и он сбегал за помощью. Нина обсмотрела все ближайшие кусты, надеясь найти что-нибудь похожее на муравейник, но, видимо, жуки жили в лесу, где их никто не мог найти.

Утром мышка пропала, на ее месте был еле заметный холмик, о котором знала только Нина и жуки. А так как жуки не умели разговаривать, то получалось, что знает только Нина. Сначала Нина немного посмаковала этот секрет внутри, было интересно знать что-то, о чем только она может рассказать. Но потом Нина подумала, что жадничать плохо, и поделилась секретом с Катькой, но Катька ей, кажется, не поверила.

Как-то осенью Нина случайно увидела в библиотеке книжку про жуков и очень обрадовалась, когда нашла на картинке такого вот красного жука. Ей казалось, что красные жуки теперь ее друзья, она же помогала им копать, у них есть общий секрет. Оказалось, что жук называется могильщиком и мышку он закопал не просто так, а потому что отложил в нее яйца, из которых потом вылупятся его дети. И пока они будут маленькими, они будут питаться мертвой мышкой. Сначала Нине стало противно – она-то думала, что жук хороший и ему жалко мертвую мышку, а он, оказывается, просто хотел сделать домик для своих детей. Но потом Нина прочитала про страшного наездника, который запрыгивает на гусеницу и вкалывает свои яйца ей в затылок. Гусеница не может их достать, и дети наездника выедают ее изнутри, пока она не погибнет. Это было так ужасно, что Нина закрыла книгу и больше никогда ее не читала.

Всю долгую дорогу домой, сидя внутри автобуса, несущегося на бешеной скорости, Нина пыталась найти ответ, понять, зачем это все. Зачем эти деревья, автобус, электричка, небо, наездники, гниющий дядя Ваня под землей, мышка, набитая детьми могильщика. Все это было как-то связано с тем, как делают детей. И можно было бы думать, что все и вправду живут за этим, как у жуков и наездников, но опять не сходилось. Делать детей людям было приятно, хотя детей они и не хотели и надевали резинки. Неужели и наезднику приятно убивать гусеницу, а его детям приятно гусеницу жевать?

Мама не знала. Похоже, они все не знали, все эти люди вокруг, бабка в чулках, подвязанных толстой резинкой, мужик с лопатами, острия которых были обмотаны старой портянкой, красивая девушка в летнем платьице – никто не знал. Нина так испугалась, что их ждет что-то страшное и опасное впереди, а они не смогут спастись, потому что не знают об этом, что нужно было непременно узнать, срочно, прямо сейчас. Узнать можно было только одним способом: нужно было поговорить с богом, и желательно не с тем, добрым, про которого рассказывают бабушки, пахнущие сладковатым запахом свечки, а с тем, с другим. У которого некрасивое имя, который жжет людей в аду за то, что они плохо себя вели. Или это тот же самый? Вряд ли. В общем, надо было узнать и обязательно рассказать людям.

Узнать было просто – надо было умереть. Можно было зарезаться, как вечно пьяный мужик из третьего подъезда, и непременно в живот, потому что мужик выполз из подъезда весь в крови, он пробовал резаться везде – по рукам и ногам, но все никак не умирал, а вот в живот получилось, и он умер очень быстро. Нина и другие дети долго смотрели на то, как из него шла кровь, и удивлялись, как много ее в нем накопилось. Рядом бегал дворник и пытался что-то кричать, но у него выходило только его обычное «ва-ва-ва», и никто не шел, пока не прибежала бабушка из этого же подъезда и не закричала так страшно, что дети тоже испугались и убежали.

Нина подумала, что зарезаться – это все же очень некрасиво и грязно, даже если сразу в живот. Как потом жить с таким безобразным дырявым животом? Даже если зашить, то получится некрасивый шрам, и когда Нина пойдет купаться, все будут на нее пялиться. Можно было броситься под поезд или под электричку, как в кино. Но тогда можно совсем покалечиться и всю жизнь будешь некрасивым. Так Нине тоже не хотелось. Можно было отравиться, но Нина не знала, какими именно лекарствами травятся. Оставалось только утопиться.

До купаний в пруду ждать было очень долго, и была вероятность, что тело водолазы не найдут, и Нина так и останется там. В воде были противные опарыши, и как только Нина представила себе, как они ползают по ней, лезут везде, в уши, в глаза, в рот, она передумала. Оставалась ванная. Можно было лечь пониже и захлебнуться.

Умирать Нина решила в пятницу вечером. Посчитала, что это очень удобно, – два дня тело держат в морге, а потом выдают для похорон. За это время Нина точно успеет поговорить с богом и вернуться. Очереди, конечно, бывают, и очень длинные, но за два дня она точно успеет. Тем более ей совсем недолго.

В пятницу Нина пошла в ванную в купальнике: стоять перед богом голой было как-то неловко, тем более там могли оказаться и другие умершие. Нина набрала воды, влезла, улеглась и долго, сосредоточенно пыталась захлебнуться. Однако почему-то не выходило. Тело ее не слушалось, и как только в нос и рот наливалась вода, становилось очень больно, и Нина начинала так страшно кашлять, что тут же выскакивала из воды.