— Ты хоть представляешь себе, как выглядит этот сэр Кеннет? — спросила она, перекрывая очень неэстетичное урчание в животе.

— Краснолицый, орлиный нос, курчавые волосы цвета тусклого олова. Похож на овцу девонской длинношерстной породы перед весенней стрижкой. Такого ни с кем не спутаешь.

— Как насчет того, чтобы разделиться и идти к победе? Ты берешь на себя ту сторону зала, а я — эту, — предложила Эди, обводя взглядом заполненный зал.

— Договорились.

Через какое-то мгновение, увидев у стойки мужчину среднего роста с курчавыми седыми волосами, она направилась к нему. Подняла руку, чтобы привлечь внимание Кэдмона, показала на своего «подозреваемого». Несколько секунд Кэдмон пристально смотрел в спину незнакомца, буквально сверля дыру ему в затылке. Точно Эди сказать не могла, но ей показалось, что Кэдмон расправил плечи, перед тем как направиться к стойке.

Достигнув цели чуть раньше его, она тронула седовласого мужчину за плечо.

— Прошу прощения, вы случайно не сэр Кеннет Кэмпбелл-Браун?

Седовласый мужчина не спеша повернулся к ней. Он был в коричневой кожаной куртке, с красным кашемировым шарфом, небрежно повязанным на шее, и внешне действительно напоминал косматого барана: описание Кэдмона попало в самую точку.

— Ну, я точно не принц Уэльский, черт побери.

— Ага! Вы все тот же учтивый оксфордский профессор, которого любят и студенты, и коллеги, — заметил подошедший Кэдмон.

Глаза сэра Кеннета, выпученные от природы, выпучились еще больше, когда он обернулся на голос Кэдмона.

— Боже милосердный! А я полагал, вы забились в дыру и там сдохли! Какого черта вы делаете в Оксфорде? Никак не думал, что вам по душе здешнее пиво.

— Вы совершенно правы. За тринадцать лет, прошедших со времени окончания университета, я ни разу не был на рождественском ужине бывших выпускников.

— Подозреваю, все дело в том, что вы предпочитаете свинью, фаршированную яблоками, — фыркнул пожилой мужчина. — Итак, юный Эйсквит, скажите, если целью вашей была не свинья, что привело вас на этот «высокий берег мира»?

— Как было угодно судьбе, именно вы причина моего приезда в Оксфорд. — Внешне спокойно, быть может, чересчур спокойно, учитывая снисходительное отношение сэра Кеннета, Кэдмон перевел взгляд на Эди: — Прошу меня простить, я совсем забыл. Эди Миллер, позволь представить тебе профессора сэра Кеннета Кэмпбелл-Брауна, декана Королевского колледжа.

Сэр Кеннет в ответ чуть склонил свою косматую голову.

— Я также возглавляю исторический факультет, являюсь секретарем образовательного совета, защитником отечества и покровителем женщин и маленьких детей, — сообщил он, выражаясь точными каплевидными словами. — Я также тот, по чьей милости вашего кавалера выставили из Оксфорда.

— Конечно, это было давным-давно, — добавил сэр Кеннет, по-прежнему обращаясь к Эди. Затем повернулся к Кэдмону: — Сколько с тех пор утекло воды под мостом Магдалены?

Не желая ввязываться в этот разговор — курчавый профессор мог утопить своего собеседника даже в мелкой луже, — Кэдмон указал на дальний угол зала.

— Не переместиться ли нам в свободную кабинку?

— Замечательное предложение. — Улыбаясь, сэр Кеннет взял Эди за локоть: — А вы что будете, дорогая?

— О, мне только стакан воды, — томно проворковала та. — Еще слишком рано для веселой попойки.

— Все понял. «Адамов эль» для леди и «Зимородок» для джентльменов. Я вас догоню. — Обернувшись к стойке, сэр Кеннет сделал заказ.

Увлекая Эди в кабинку, Кэдмон гадал, как после стольких лет его наставник, с которым он разругался, помнит его любимый сорт пива.

Память у старого ублюдка всегда была как стальной капкан.

Из чего следовало, что он должен быть начеку, если не хочет оказаться в ягдташе.

Когда они проходили мимо группы, оживленно обсуждающей достоинства нового премьер-министра, Эди толкнула его локтем в бок:

— Ты мне не говорил, что знаком с сэром Кеннетом.

— Прошу простить за эту маленькую недоговорку, — ответил Кэдмон, не добавляя, что это было сделано сознательно.

— Ты также не говорил, что тебя «выставили» из Оксфорда. Господи, что еще ты от меня скрываешь? Тебя часом не разыскивает полиция, а?

— Полиция? Нет.

«ИРА — да». Понимая, что он только напугает Эди, раскрыв ей это неприятное обстоятельство, Кэдмон промолчал.

— Итак, что произошло? Тебя «отчислили», как сказали бы заносчивые снобы из «Театра шедевров»?[28]

— Нет. Я ушел сам после того, как сэр Кеннет дал мне понять, что моя докторская диссертация будет провалена.

Эди оглянулась на курчавого профессора.

— Значит, у вас кровная вражда, да?

— В каком-то смысле. Хотя у нас в Англии все междоусобные распри ведутся с ледяной вежливостью, — ответил Кэдмон, радуясь тому, что Эди не стала настаивать.

В университетские дни он был крайне вспыльчив, абсолютно убежденный в своем интеллектуальном превосходстве. За что ему здорово досталось, и он предпочитал об этом не говорить.

Положив Эди руку на плечо, Кэдмон помог ей снять верхнюю одежду и повесил красную куртку на бронзовый крючок на стене кабинки. Затем тоже разделся и повесил свою куртку на соседний крючок. После чего предложил Эди сесть за круглый стол.

— Будь добр, возьми с соседнего столика корзинку с крекерами, — попросила Эди, усаживаясь не на скамью, а в кресло с высокой спинкой напротив.

Кэдмон выполнил ее просьбу. Поставив корзинку с закуской на стол, он сел в свободное кресло, и тут к столику подошел сэр Кеннет с маленьким подносом в руках.

— Ничто не сравнится с солодом, хмелем и дрожжами в деле установления духа братского согласия, а?

Настроение сэра Кеннета менялось, как форма шарика ртути. Забыв свою недавнюю высокомерную снисходительность, он перешел к бурному веселью. Распределив напитки, профессор сел на скамью. Окруженный с трех сторон потемневшим деревом, он был похож на саксонского короля в тронном зале.

— Полагаю, я также включена в вашу братскую любовь, — подняла стакан с водой Эди.

— Вне всякого сомнения, дорогая.

Она лукаво склонила голову, и сэр Кеннет хитро подмигнул Кэдмону, после чего тому неудержимо захотелось разбить ему нос.

Хотя сэр Кеннет и принадлежал к высшим слоям британского общества, он был не против потусоваться с простолюдином. Или простолюдинкой — сэр Кеннет особо благоволил прекрасному полу. В наше время, когда безрассудство могло стоить головы, этот мужчина отличался ненасытным сексуальным аппетитом, который, похоже, не ослабевал с годами. По слухам, ректор как-то заметил, что Оксфорду неплохо было бы вернуться к временам безбрачия преподавателей, хотя бы для того, чтобы держать в узде таких ретивых кобелей, как сэр Кеннет.