Он остановился только тогда, когда в соседнем ряду кто-то в ужасе ахнул.

Резко и довольно неуклюже Кэдмон прервал поцелуй.

— Это было незапланировано, и прошу меня простить, если я действовал неподобающим образом. — У него вспыхнули щеки от такого сбивчивого извинения.

Влажные губы Эди изогнулись в пленительной улыбке.

— Единственным, что ты сделал неправильно, было то, что ты слишком быстро завершил поцелуй. — Она посмотрела в окно. — Похоже, мы уже въехали в Оксфорд.

Надеясь, что благоговейный восторг у нее на лице не слишком заметен, Эди украдкой разглядывала здания, тянувшиеся вдоль Хай-стрит.

Повсюду были видны следы средневековых корней Оксфорда, то едва уловимые, то бросающиеся в глаза. Крепостные стены. Башни с воротами. Стрельчатые окна. И камень. Много-много камня. Оттенков от бледно-серебристого до сочно-золотого. В целом все это создавало восхитительное переполнение чувств.

— А где университет? — спросила Эди, поспешно отступая в сторону, чтобы не столкнуться со стайкой девиц, выскочивших из магазина одежды.

Они с Кэдмоном направлялись в какую-то пивную под названием «Комната Изиды», где, как надеялся Кэдмон, они застанут сэра Кеннета Кэмпбелл-Брауна.

Замедлив шаг, он указал на обе стороны оживленной улицы:

— Оксфордский университет везде и нигде. Выйдя с автовокзала, мы уже прошли мимо колледжей Иисуса, Эксетера и Линкольна.

— Вот как?

Эди выкрутила шею, недоумевая, как она могла не заметить три студенческих городка. Она знала, что Оксфордский университет состоит из нескольких десятков колледжей, разбросанных по всему городу. Поскольку сама Эди училась в колледже, расположенном в центре города, она полагала, что все здания должны быть обозначены соответствующими табличками и указателями. Похоже, ее предположение было ошибочным.

— Взгляни вон на те ворота, — сказал Кэдмон, указывая на внушительные чугунные створки в каменной стене. — Как правило, такие ворота ведут во внутренний дворик, большинство здешних колледжей построены в соответствии с обычным средневековым планом: часовня и учебное здание, а по бокам многоэтажные жилые корпуса.

Эди посмотрела сквозь чугунные прутья. По обеим сторонам квадратного внутреннего дворика были видны арки.

— Вход с виду неприступный. Наверное, ворота должны были сдерживать простолюдинов, не пускать их внутрь?

— Поскольку я сам довольно много времени провел по ту сторону этих «неприступных» ворот, мне всегда казалось, что главным их назначением было не дать студентам уйти. Такое своеобразное средство воспитания рабского преклонения перед альма-матер.

Эди не могла точно сказать, но ей показалось, что в голосе Кэдмона прозвучал легкий сарказм.

— Что-то вроде академической земли грез, — хмыкнула она.

— В общем, так оно и есть.

— Итак, где же наши потерянные мальчики?

— Ты имеешь в виду студентов? Осенний семестр закончился на прошлой неделе, и почти все разъехались домой на каникулы.

— Что ж, определенно, это объясняет все эти брошенные велосипеды, — заметила Эди, указывая на сплошную цепочку велосипедов на стоянках вдоль улиц.

Над ровными рядами велосипедов на ветру трепетали старые транспаранты, возвещая о всевозможных видах внеклассных занятий. Драматические кружки. Хоровые кружки. Кружки ораторского искусства.

У Кэдмона на мгновение смягчился взгляд.

— Узнаешь ты их по их велосипедам, — пробормотал он, и сарказм уступил место чему-то, больше похожему на ностальгию.

Удивленная этой внезапной сменой настроения, Эди украдкой осмотрела своего спутника, скользнув взглядом от густой копны рыжих волос до мысков черных кожаных полуботинок. Она начинала постепенно понимать, каким сложным человеком является Кэдмон Эйсквит. А может быть, она просто плохо разбиралась в мужчинах. Определенно, Кэдмон застал ее врасплох своим убийственным поцелуем. Почему-то она решила, что, раз у него такая умная голова, он ведет монашеский образ жизни. Ну разве это не глупо? Если учесть страстный поцелуй в автобусе, монах Кэдмон достаточно распущен. Интересно, а какой он любовник?

Подумав хорошенько, Эди решила, что ответить на этот вопрос невозможно. Образованная речь Кэдмона играет роль своеобразной дымовой завесы. Хотя неожиданный поцелуй, вне всякого сомнения, намекнул на более глубокие чувства.

Не подозревая о том, что он является объектом пристального внимания, Кэдмон обернулся на банкомат, мимо которого они как раз проходили.

— Хотя меня так и подмывает воспользоваться своей кредитной карточкой, это непременно выведет Стэнфорда Макфарлейна прямо на нас.

— Не беспокойся. Как хранительница казны, могу тебя заверить, что средств у нас еще достаточно, чтобы держаться на плаву.

Билеты на самолет и новая одежда проделали в бюджете брешь, но все же по последним подсчетам в «казне» оставалось еще около тысячи восьмисот долларов.

— Мне не слишком хорошо от сознания того, что я нахожусь на чужом содержании. Раненое самолюбие и все такое.

— Ты шутишь, правда? — изобразила недоумение Эди. — Мы провели вместе три дня, и только сейчас я выясняю, что тебе не нравится положение моего сексуального раба? — Решив использовать момент на всю катушку, она театрально вздохнула: — А я-то думала, что ты никогда в жизни еще не был так счастлив!

К ее удивлению, Кэдмон вспыхнул, его щеки стали пунцовыми, словно рябина. Подняв ко рту сжатую в кулак руку, он кашлянул.

— Э-эй, я пошутила, — заверила Эди, развеселенная его смущением. — Ты не находишься у меня на содержании.

— В таком случае как насчет того, чтобы одолжить мне пару фунтов на пинту светлого?

Схватив Эди под локоть, Кэдмон подвел ее к деревянной двери. Над дверью висела яркая вывеска.

— С удовольствием, любимый, — ответила Эди, изображая произношение кокни.

Она не ожидала, что внутри окажется так темно. Потребовалось какое-то время, чтобы ее глаза, привыкнув к полумраку, рассмотрели помещение, купающееся в мягком янтарном свете. По большому счету, заведение оказалось в точности таким, каким она представляла себе английский паб: обитые деревом стены, потолок с выступающими деревянными балками, массивные деревянные столы и стулья. На стенах висели литографии в рамках с видами морских сражений, выигранных англичанами, а за рамку Трафальгарского сражения был засунут увядший букетик омелы.

Эди остановила взгляд на грифельной доске с написанным мелом сегодняшним меню: «домашний суп из чечевицы», «пирог с заварным кремом и двумя сортами сыра», «морской салат», и провела рукой по животу, понимая, что ее желудок уже давно переварил похожий на резину кордон-блю из цыпленка, которым кормили на борту самолета.