– Только девочку. Ее нашли полчаса назад, – ответил следователь.

Он достал из пачки сигарету и помял ее пальцами. Сейчас вставит сигарету в угол рта, достанет из кармана брюк зажигалку, чиркнет колесиком и поднесет огонь к лицу. В такие мгновения можно плевать на правила приличия. В воздухе появится облако густого удушливого дыма. И тогда можно не спрашивать. Тогда все станет ясно.

Но этого не случилось. Кононов раскрыл пачку и убрал сигарету обратно.

– Она в тяжелом состоянии. В реанимации.

Детская городская больница – кирпичная пятиэтажка казенного вида с высоким цоколем – находилась рядом с двумя корпусами взрослой больницы, роддомом и моргом. Постройки были просторно рассредоточены внутри квартала. Между ними росли раскидистые древние акации. Въезд и вход на территорию был через одни ворота. Горожане выходили через эти ворота в мир и спустя жизнь возвращались через них же обратно туда, откуда пришли. Игорь не поспевал за Мариной и старался не смотреть вправо, туда, где у приземистой постройки с глубоким подвалом на краю территории стоял микроавтобус ритуальных услуг.

Детское отделение интенсивной терапии находилось на первом этаже в правом крыле больницы и имело отдельный вход. Игорь десятки раз проходил мимо, когда приезжал на консультацию, и никогда не заходил внутрь. До сегодняшнего дня. Во взрослой больнице реанимация тоже располагалась на первом этаже. «Поближе к земле», – как-то пошутил заведующий терапией Шведов. Это было давно, лет восемь назад, на освидетельствовании алкаша, выпрыгнувшего из окна палаты. Игорь вспомнил, как рассмеялся. Сейчас ему было не смешно.

Пластиковая перегородка делила коридор на предбанник и отделение. В предбаннике было холодно и сыро. Игорь подошел к распашным, оцарапанным каталками дверям и подергал за ручку. На матовом стекле, где обычно пишут «Посещение с двенадцати до четырех» и «Вход только в бахилах», крупными красными буквами было написано «Вход воспрещен». Чуть правее, рядом со стеной, «Вызов врача».

– Там, справа от двери, есть кнопка. Нажмешь, я выйду, – сказал Доронин. – Подъезжай. Буду ждать.

Игорь позвонил ему по пути. С Дорониным Игорь давным-давно работал в шестой поликлинике, куда пришлось устроиться после эксцесса с выпиской Шматченко. Тогда Доронин был терапевтом. Специализацию он поменял лет семь назад.

Валера сильно располнел. Крепко пожал руку Игорю, обнял и похлопал по спине.

На нем был белый халат и колпак, покрытый мелким бледным рисунком – мультяшные черепа и кости. Наверное, по замыслу производителя спецодежды это должно было помочь врачу наладить контакт с малолетними пациентами.

– Надевай, – Доронин протянул Игорю белый халат и отвел на несколько шагов в сторону от Марины.

– А у тебя нет еще одного? – спросил Игорь.

– Есть, но не дам.

– Она же мать.

– Поэтому и не дам. Пойдем, скажи, что скоро вернешься, и пока ничего не объясняй.

– Ладно. – Игорь кивнул Марине и направился следом за Дорониным в раскрытую дверь.

В обложенной белым кафелем большой светлой комнате было тихо и светло. Вдоль стены в ряд стояли шесть каталок. Четыре из них были заняты. На ближней к двери лежало перемотанное бинтами, как мумия, детское тело. Наверное, жертва ДТП. Над телом склонилась пожилая медсестра и настраивала капельницу. На двух других лежали мальчишки. Одному из них было лет двенадцать. Он спал и во сне крепко прижимал к груди сжатые кулаки. Другой, помладше, повернулся лицом к Игорю и смотрел на него пустыми, мутными от обезболивающих препаратов глазами. Под простынкой в районе правого колена просматривалась забинтованная культя.

Лиза лежала на дальней каталке у окна. Ее зачем-то побрили наголо. За сутки она сильно похудела. Даже голова как будто стала меньше. Широкими шагами Игорь направился к дочери.

– Игорь, – шепотом окликнул его Доронин.

Он остановился и обернулся.

– Это не она.

Валера кивком указал на забинтованное тело перед входом.

Игорь подумал, что Доронин ошибся. Сделал еще два шага к окну и заглянул в лицо девочке. Оказалось, что ошибся он сам.

Он не мог даже коснуться дочери – вся голова была перебинтована. Видны были только края пересохших, покрытых коркой губ и выбившиеся сбоку из-под бинтов волосы, похожие на клок пакли. На месте глаз бинты промокли от крови. У изголовья стоял короб из серого пластика с экраном на широкой штанге. Из короба выходили с десяток трубок и проводов и скрывались под простыней. Лиза лежала неподвижно, и только ритмичное попискивание аппарата и скачущие цифры в углу монитора свидетельствовали о том, что она жива. Вчера он подвозил в школу свою девочку, живую и немного обеспокоенную невыученным параграфом по математике, а теперь перед ним лежал перебинтованный кусок окровавленного мяса, жизнь в котором поддерживал ящик, набитый электроникой.

Тишина, прерываемая только тихим щелканьем реле и ритмичным попискиванием пульсометров, больше ассоциировалась со смертью, чем с выздоровлением. Медсестра крутила регулировочное колесико на капельнице, считала капли и поглядывала на часы в углу монитора. Равнодушно и монотонно. Для нее это всего лишь работа. Как у паромщика на Стиксе. Не забудьте положить монеты в карман покойнику, чтобы он мог расплатиться. Обычно их кладут на глаза, но моя дочь – особый случай.

– Лиза поступила в начале десятого, – сказал Доронин. – Привез какой-то парень. Его сейчас полиция допрашивает. Нашел ее на Райской пустоши в щели между фундаментными блоками. Токарь, что ли. Ехал с утра на работу. Я сначала не понял, как он мог ехать и что-то услышать. А потом оказалось, что на велосипеде. Чудак какой-то. В такую погоду и на велосипеде.

Райской пустошью называли замороженную строительную площадку жилищного комплекса «Эдем». Года три назад что-то пошло не так, и застройщики, прихватив остатки денег пайщиков и бросив строительную технику с материалами, сбежали за границу. Теперь на стройке находились только сторожа и собаки.

– Она поступила без сознания. Скорее всего, из-за раны на голове. Иванишин оперировать боится, сказал, что будет звонить в центр. Переломаны два ребра справа. В плевральной полости жидкость. Через час будем пунктировать. Может, сами. Может, позовем кого-нибудь из хирургии. Посмотрим. Гемоглобин низкий. На два часа заказали плазму. Плюс переохлаждение. Плюс множественные травмы глаз.

Отдай ему то, что должен, или он заберет у тебя втройне.

Что же ты наделала, злобная сука! Я не убивал тебя. Я даже не просил тебя поехать вместе со мной. Ты сама предложила.

– Множественные травмы глаз, – медленно повторил Игорь. – Это как?

– Судмедэксперт сказал, что удары в области глазниц были нанесены острым и тонким металлическим предметом. Приезжал специалист из микрохирургии глаза. Пообещал, что займется этой проблемой после того, как мы разберемся с гемостазом.