– Да меня многое интересует, – Анна сделала глоток виски. – Ну, скажем, ммммм, отчего у нас в стране такая жизнь небогатая…

– А что парниковый эффект? – Алексей допил свой стакан и налил снова. – Что тут размусоливать и трундеть цифрами?! Скажу так, и Хэннинг подтвердит, ядерная зима все уравновесит. Только не делайте большие глаза. У меня все подсчитано, – он почему-то громко рассмеялся.

– Ну, я бы так не сказал, – турок снова взялся за семечки. – Это слишком утрировано.

– Да что ты можешь понимать?! – Алексея вдруг прорвало. – Всю вторую мировую вы трусливо в песках жопу грели. Ни за русских, ни за немцев не выступили. Сидите и дальше, турецкие чудики.

– Мы же интеллигентные люди! – турок удивленно посмотрел на разгоряченного Алешу.

– Из тебя интеллигент, как из дерьма – пуля. Козел ты, и притом обрезанный козел, – Алеша навис над турком. Тот стал завязывать свой мешочек с семечками.

– Вы работаете в интернациональном коллективе. Как вы можете так разговаривать? – турок встал.

– Ладно, чмо турецкое, не пристало мне с тобой, животным, лясы точить. Потомок янычар. Тем более, что ты свою вязь мусульманскую строчишь, ни хера не разберешь, туркишен швайне. Думкопф обрезанный. Покедова, ауфидрезейн, чурка.

– Вы же сами тут не родной, сам приперся из Москвы. Европа что ль? – турок стоял в дверях, готовый в любую минуту укрыться в своей комнате.

– А что ты знаешь о немцах в России? Я-то как раз – немец. Рассказать тебе как нашу семью и всех поволжских немцев во время войны мытарили? Что ты вообще об этом знаешь? Морда мусульманская, понаперлось вас, обрезанцев в фатерланд, проходу нет. Вали к себе в пески, чурка турецкая. Сопляк!

Алексей стоял у входа в кухню и бормотал последние слова уже почти неслышно, себе под нос. Анна рассмеялась. Турок был вдвое старше Алеши.

– Леш, тебе спать пора. Все, банкет окончен, все познакомились, не прошло и полгода, как вы вместе живете, и теперь вот и отношения выяснили, – Анна продолжала смеяться. – И какие! – она махнула турку рукой. – Леш, пошли, хватит тут тебе пить.

– Да чего пить-то? Нечего уже, – Алешка схватился за пустые бутылки, потом взял грязные тарелки. – Скажи этому, Хэннингу своему, чтоб спать тоже шел. А то сидит, на тебя смотрит. А мы еще посидим. Свечи еще горят, смотри.

Анна подошла к Хэннингу. Взяла его за руку и потянула.

– Спать, поздно уже, пойдемте спать. Завтра еще поговорим.

Хэннинг встал и медленно и неохотно пошел в свою комнату.

– Да оставь ты эти тарелки, – на кухне что-то зазвенело. – Я завтра все вымою.

– Ань, за тобой что, правда, охотятся? – Алексей застыл с грязной тарелкой у раковины, внимательно глядя на девушку. – Ну ладно, не отвечай. Там у меня квартира в Москве, ты знаешь. Если надо, ключи в почтовом ящике лежат.

– Да, перестань ты с этой посудой возиться. Вот человек.

– Ладно, пошли по койкам. Спокойной ночи.

Утром следующего дня Анна проснулась в пустом общежитии. Все комнаты были распахнуты и ждали уборщиц. Раздался звонок. Телефон висел на стене, как простой уличный автомат. Не по-домашнему. Это был Алеша.

– Приходи скорее, тут немцы твой череп реконструировали. Ну и морда получилась. Выйдешь… погоди, погоди, Хэннинг за тобой поехал. Одевайся пока. Он скоро будет.

Хэннинг был сегодня в клетчатой рубашке. Он не позвонил, сам открыл дверь. Анна сидела за столом с чашкой чая.

– Я за вами. Алеша прислал. Поехали.

Красная машина стояла у подъезда.

– Там ребята собрали лицо. Что это за череп? – Хэннинг легко вел машину.

– Немца одного, Вагнер. Может австриец.

– Да, да, я понимаю. Мы тоже живем на границе, то ли в Швейцарии, то ли в Германии. А вы знаете, куда ездят развлекаться швейцарские немцы? В бордели Люксембурга. Вроде как подальше от жен, – Хэннинг засмеялся.

– А как насчет воспитания? Морали? Или это только бутылок дорогих вин касается? – Анна удивленно посмотрела на немца и сделала наивные глаза.

– Вы шутите? Делать можно все, но культурно. Для этого и существуют нормы, – немец поднял палец для убедительности. – Корректность! Вот главное. Нужно корректно себя вести.

– А куда? Или направление не важно?

– По отношению к окружающим! – немец был солиден и учтив.

– А по отношению к себе?

– Вы что же, оправдываете тех, кто сыплет золотым дождем на бутылки с шампанским? И ставит землю на грани катастрофы? – он даже отвернулся от дороги.

– Откуда вы знаете, что вреднее?

– В смысле? – немец окончательно забыл о дороге.

– Пустоты в земной полости, или пустоты в черепной коробке человека? – Анна наклонила голову и улыбнулась.

Немец заржал.

– А что, в этом что-то есть! Только кто знает, чем их заполнять и как?

– Корректностью – это лишь вариант. И, возможно, не самый примитивный. – Анна серьезно посмотрела на Хэннинга.

Длинные коридоры исследовательского центра расходились множеством дверей и помещений. Алеша встретил Анну на третьем этаже. В комнате было три компьютера, упакованных в звукоизоляционные ящики. Он подхватил Анну под руку и потащил в самый дальний угол.

– Ну вот, смотри. Как тебе рожа? А череп свежий, можно сказать, только что помер твой Йорик.

Анна с нетерпением взглянула на экран, и тут же присела на край кресла. На нее смотрело лицо вчерашнего знакомого Андрея. Она покраснела.

– Ты чего? Знаешь его? – Алеша внимательно посмотрел на румянец на щеках.

– Вчера целовалась, – улыбнулась девушка.

– Скуластый-то какой. Анют, что за череп-то? – Алешка заглядывал ей через плечо.

– Леш, позвонить отсюда можно? – Анна встала.

– Да звони. Пошли только в мою комнату, с моего аппарата. – Алеша повел её на другой этаж. Там, в точно таком же помещении, сидели два немца и рубились в компьютерные игры. На стене висели карты и обычные школьные доски с обычным школьным мелом и губками.

– Вот, видишь, лягушатников мочат. – Алексей махнул головой на спины германцев. – Ты думаешь, как они врагов называют? Я тут на днях спрашивал. Лягушатники. А ты думала, чего я вчера примазывался к фашистам? На всякий случай.

– Да уж, удивил со своими волжскими немцами, коренной москвич, – Анна засмеялась.

– Да тут профессора заставляют за ними чайники на пикник носить, с чашечками, салфеточки. Послали меня за салфетками в магазин, я весь потом покрылся от страха, что туалетную бумагу куплю вместо них. Не знаю, как отличить.

– Да что ты так переживаешь-то? Плюнь, – Анна взяла телефонную трубку.