– В результате боев Псков был взят в ночь на двадцать третье июля. Как и… ну, как и было на самом деле. Повлиять на исход сражения… удалось весьма незначительно.

– Погодите, – велел шеф и, отодвинув стул, уселся к столу.

– А теперь, пожалуйста, поподробнее.

– И вы считаете, что повлияли на исход сражения незначительно? – удивленно переспросил шеф, когда девушка окончила свой рассказ. – Сколько жизней вы спасли, как думаете?

Нефедова упрямо мотнула головой.

– Не так-то и много, как хотелось бы. Понимаете, ведь освобождение Псковского района началось еще в феврале! Началось – и буквально захлебнулось, потому что фашисты отошли за линию укреплений, пресловутую «Пантеру», и…

– И вы посчитали, что можно попытаться повлиять на события таким образом, чтобы еще февральская-мартовская наступательная операция успешно завершилась освобождением Пскова?

Наталья кивнула.

Анатолий Андреевич поднялся, заложив руки за спину, обошел вокруг стола.

– А что, могло бы получиться… Вполне… Только вот… Только вот известно, что приказа никаким танковым частям не поступало. Вы готовы нарушить приказ? А знаете, что бывает за нарушение приказа в военное время? В лучшем случае – трибунал, в худшем – расстрел на месте… Хотя, вполне вероятно, как раз лучшим случаем может оказаться расстрел…

– Победителей не судят, – буркнула девушка.

– Да ну? – Шеф высоко вздернул брови. – Да вы, милочка, просто плохо историю знаете. «Не судят победителей»… Может быть, где-нибудь в другом месте, но явно не в нашем государстве. Вы историю Первой Отечественной изучали? Имя Дениса Давыдова вам говорит что-то? Напомнить, как с ним поступили, когда он «самовольно» отбил у французов город, лишив тем самым лавров победителя одного из царских любимцев? Или сами в Интернете прочтете?

Он снова возбужденно прошелся вокруг стола.

– Замечу еще раз: лично мне, идея кажется замечательной. Но в военачальника соответствующего ранга, уполномоченного отдать приказ усилить стрелковые дивизии танками и авиацией, вы явно не «подселитесь». Так что выступить в помощь наступающим армиям, так скажем, законным порядком, у вас не получится. А вот что касается самовольного нарушения приказа… Как с вами поступят, зависит, к сожалению, не только от исхода операции. Кстати, не стоит забывать и о том, что исход тоже может оказаться… неутешительным.

– Ну, если неутешительным, то не страшно, – буркнула Наталья. – Погибну в очередной раз, и все.

– И все? – Анатолий Андреевич резко остановился прямо напротив девушки. – Вы забываете о том, что вы поведете в бой солдат, которым исторически не полагалось находиться в то время в том месте. Готовы вы взять на себя ответственность за их гибель? Готовы ли вы сами осознать, что в результате ваших действий люди, которые должны были дожить до победы, встретиться со своими родными, нарожать детей, что все они, вашей, подчеркиваю, милостью, сложат головы в месте, где их попросту не должно было быть?

– Но ведь их жертва не будет напрасной, – беспомощно ответила девушка. Виктор испытывал смешанные чувства. С одной стороны, он был на стороне шефа. Тот говорил справедливые вещи. Такое каждый должен решать для себя сам. Лично он, Виктор, готов был бы взять на себя такую ответственность. А вот Наталья – кто знает? Но, в любом случае, прежде чем что-то делать – она должна понимать, к чему это может привести.

– А вы? – сузив глаза, спросила Наташа. – Вы сами? Вы готовы были бы взять на себя такую ответственность?

– Я? – шеф сухо хмыкнул. – Я, Наташа, могу сказать вам все, что угодно. Да и не только вам, но и себе самому. Проблема в том, что мой личный коэффициент – меньше тридцати, поэтому… – Он развел руками.

Девушка мотнула головой.

– Коэффициент – это не важно. Ответьте мне на вопрос: окажись вы, лично вы, на моем месте – рискнули бы? Зная все то, о чем говорили мне только что?

Шеф, слегка наклонившись, посмотрел ей в глаза. Наталья не отвела взгляд. Казалось, это какое-то дивное противоборство, и Виктор рядом с этими двумя, сцепившимися взглядами, чувствовал себя не просто лишним – каким-то мелким, ненужным, никчемным…

– Я – да. Я вам уже говорил, если помните, когда вы заподозрили меня в причастности к организации убийства вашего приятеля: если для дела было нужно его убить, я бы убил. Точно так же и в этом случае, я бы пожертвовал людьми, если бы понимал, что в ней есть какой-то смысл, что, погубив сотню жизней, спасу тысячи…

Он выровнялся, устало махнул рукой.

– Впрочем, все это – демагогия.

Виктор сидел, затаив дыхание.

– Анатолий Андреевич, а…

– Да спрашивайте, спрашивайте! – В голосе шефа слышалась досада.

– Почему вы в тот раз, при первом нашем длинном разговоре, обращались ко мне на «ты», а сейчас обращаетесь на «вы»?

Ха, ну и пойми эту пресловутую женскую логику! Сам Виктор мог ожидать от Натальи какого угодно вопроса, но только, конечно, не этого.

Но шеф не удивился. Похоже, он-то как раз чего-то в таком роде и ждал.

– Потому что я не имею обыкновения обращаться на «ты» к людям, которые мне не доверяют, – сухо обронил он.

– Я вам доверяю, – медленно, слегка растягивая слова, проговорила девушка. С такой интонацией, как будто сама не верила своим словам.

– Да ну? – делано изумился шеф. – Знаете, Наташа, когда вам будет столько лет, сколько мне, и когда вам… придется общаться с таким количеством разных людей, вот тогда, поверьте пока на слово, вы научитесь определять, кто вам доверяет, а кто – не очень.

– Я вам доверяю, – выделяя слова, более напористо произнесла девушка. – Что я…

Анатолий Андреевич махнул рукой.

– Нат, я вас только прошу, давайте без этого детского сада. «Что мне сделать, чтобы вы мне поверили»… Давайте-ка лучше работать, а в процессе работы уже и разберемся, кто кому доверяет, а кто кому – не очень.

Девушка немного помолчала.

– Анатолий Андреевич, я тут вспомнила одну вещь… Понимаю, что несвоевременно, и, может, это никакого значения уже не имеет, но это касается… погибшего Сильвестра.

– Говори, – коротко велел шеф. – Нужные люди разберутся, имеет это значение или нет.

– Это по поводу аквариума. Там рядом с телом валялись осколки. Аквариум сам был акриловый, а не стеклянный, Сильвестр еще этим хвастался, говорил – акриловый лучше. Мне, правда, это ни о чем не говорит, и я не знаю, как бьется акрил, только… Только когда я вошла, никакой воды на полу не было и в помине, а он говорил – в аквариуме было больше девятисот литров, кажется, девятьсот шестьдесят… Аквариум был разбит, любимая рыбка Сильвестра лежала около него, а воды не было. Тогда я об этом не задумывалась, а сейчас мне это кажется… странным…