В такое сложное, опасное время только беспредельная преданность Фукса, его огромное мужество и крепкие нервы позволили продолжить тайные встречи с представителем советской разведки и передачу секретных материалов.

В 1947–1949 годах я встречался с Клаусом раз в три-четыре месяца. Встречам предшествовала тщательная подготовка, а план каждой явки утверждался в Центре. Контакты по форме имели много общего: главное состояло в том, чтобы убедиться, что партнеры пришли на свидание без «хвоста». Во время беседы требовалось:

– обсудить обстановку вокруг ученого, чтобы выяснить его возможности и не упустить подозрительные моменты;

– получить от него устную информацию;

– дать задание по подготовке нужных материалов;

– побеседовать о международной обстановке и ответить на вопросы ученого;

– назначить очередную встречу и повторить условия запасных вариантов;

– принять принесенные материалы.

Однако по своему содержанию каждая встреча была не похожа одна на другую. У всех своя специфика – разные места и районы, методы проверки и так далее.

Из проведенных явок мне особенно запомнилась первая. Она планировалась в пивном баре в отдаленном от центра районе Лондона. Хотя район и место встречи были мною тщательно подобраны заблаговременно, я пришел туда за пятнадцать минут до назначенного часа, чтобы еще раз изучить обстановку. Ничего подозрительного не обнаружил. С противоположной стороны улицы стал ожидать появление Фукса. Он прибыл без опоздания и зашел в бар. Я понаблюдал три минуты, не последует ли кто за ним. Нет, никого. Тогда я сам зашел в бар и сразу увидел сидящего за стойкой человека, читающего обусловленную газету. Перед ним стоял наполовину опорожненный стакан с пивом. Этот человек полностью соответствовал имевшимся внешнему описанию и фотографии Фукса. Я сел за стойку, заказал пиво и положил на стойку зафиксированный в условиях явки журнал так, чтобы его мог увидеть агент. В то же самое время я наблюдал за входной дверью. Ничего подозрительного не было. Правда, в бар вошли двое пожилых мужчин, видимо, здешние пенсионеры. Они поздоровались, как старые знакомые, с барменом, взяли пиво и пошли в другой зал, предназначенный для местных жителей.

Как было условлено, Фукс, держа в руке стакан с пивом, подошел к щиту с фотографиями известных английских боксеров. Там уже стояло несколько человек, обсуждавших достоинства спортсменов. Через несколько секунд к этой группе присоединился и я. В обсуждение вступил Фукс и согласно паролю произнес фразу:

– Брюс Вудкок самый лучший боксер Великобритании за все времена. На это я заметил:

– Томми Фарр значительно лучше Брюса Вудкока. Это был отзыв. Начались споры. Оставив беседовавших у щита, Фукс по

ставил стакан на стойку, поблагодарил бармена и вышел на улицу. За ним никто не последовал. Через минуту то же самое сделал я. Увидев на улице агента, двинулся за ним, догнал и, поздоровавшись, назвал его по имени. Затем представился ему «Юджином».

Деловая беседа прошла во время прогулки по малолюдным улицам. Выяснилось, что по своей инициативе Фукс принес важные материалы по технологии производства плутония, которые он не мог достать в США. Он рассказал, что в Харуэлле его приняли хорошо. Руководство с ним считается, и он в курсе всех работ по созданию английской «штучки».

Я попросил ученого ответить на несколько вопросов, что он охотно сделал. Выслушав, передал ему задание на листке бумаги с вопросами, по которым просил его подготовить информацию к следующей встрече. Клаус внимательно прочитал записку и возвратил ее, сказав, что сможет это выполнить.

Далее мы обусловили очередную встречу и систему запасных явок на случай, если агент не сможет прийти. Я опасался, что он перепутает время, дни, места обусловленных встреч, поэтому попросил его условными знаками пометить их в своей записной книжке. Однако Клаус ответил, что не хотел бы этого делать, он все хорошо запомнил. Чтобы убедиться в этом, я предложил повторить обусловленную систему встреч. Улыбнувшись, он повторил все без единой ошибки.

Выполняя наказ генерала Савченко, я рассказал агенту, каким образом ему следует проверяться, чтобы выяснить, ведется ли за ним слежка. Рекомендовал ему также не приходить на встречу в случае малейшего подозрения, что за ним есть «хвост». Клаус ответил, что он полностью понимает необходимость рекомендации, и просил, чтобы я приходил на встречу тоже только «чистым». Здесь же мы договорились о способах взаимной проверки перед тем, как вступать в личный контакт.

– Я рад нашему разговору, – заметил Клаус, внимательно посмотрел мне в глаза и после небольшой паузы, улыбнувшись, спросил: – Неужели ваш «бэйби» скоро появится на свет?

– О каком «бэйби» идет речь? – ответил я вопросом на вопрос.

– Я имею в виду советскую атомную бомбу. Судя по вашим устным и письменным вопросам, я понимаю, что через года два в СССР взорвут «штучку».

Я отказался комментировать высказывание Клауса, сославшись на свою некомпетентность и неосведомленность в этих вопросах.

Но он с заметной радостью продолжил:

– Я-то вижу, что дела у советских коллег продвигаются успешно. Никто из американских и английских ученых не ожидает, что Советский Союз создаст свою «штучку» ранее чем через шесть-восемь лет. Для этого у СССР, считают они, нет достаточного научного, технического и промышленного потенциала. Я очень рад, что они ошибаются.

Прощаясь, я взял у Фукса довольно пухлый пакет с материалами и поблагодарил его за помощь.

– Не нужно об этом говорить, – сказал Клаус, – ваш вечный должник.

Пожелав друг другу всего самого доброго, мы расстались.

Через полтора месяца Центр прислал оценку материа

лов Фукса о промышленном объекте в Уиндскейле по производству плутония. Полученные материалы, говорилось в ней, были очень ценны и позволяли сэкономить двести – двести пятьдесят миллионов рублей и сократить сроки освоения проблемы.

Последующие встречи с Клаусом проходили также напряженно, но спокойнее, чем первая. Это объяснялось тем, что мы уже достаточно познакомились друг с другом, тщательно проверялись перед тем, как вступать в контакт, надеялись один на другого.

Но «холодная война» разгоралась все сильнее, и, как однажды сказал Клаус, ее пламя уже проникло на территорию Харуэлла: оттуда уволили трех молодых сотрудников за прогрессивные взгляды. В беседах ученые избегали говорить что-либо одобрительное о Советском Союзе. В связи с этим я всегда подчеркивал, что на усиление активности контрразведывательных служб мы должны отвечать проявлением большей бдительности и конспиративности в работе. Вновь и вновь подчеркивал: когда у ученого возникает подозрение, что за ним ведется слежка, он ни в коем случае не должен выходить на встречу.

Дважды Клаус пропускал очередную явку. Тогда все дни в ожидании запасной встречи превращались для меня в сплошные мучения. В голову лезли мысли о том, что с ним могли случиться самые невероятные вещи. А главное, меня не покидала мысль, что ученый за три-четыре месяца мог забыть или перепутать время, день и место нашего рандеву. Появлялись сомнения, куда идти на свидание с ним, – по условиям запасной или основной встречи? Я всегда исходил из того, что у Клауса отличная память, он все запомнит правильно и отправится на место запасной встречи. И действительно, в точно назначенное время ученый приходил на явку.