— Но ты вечно говорил про мир, который важен для державы! Что ее нужно обустраивать, а война приводит к огромным материальным и финансовым потерям!

— Я и не отказываюсь. Только мир позволяет сводить бюджет государства без дефицита. Глубоко убежден: налоги не должны превышать двадцать процентов дохода. Таможенные пошлины на импортируемые товары не свыше двадцати пяти процентов на продукцию, производимую в России, десяти процентов на экспортную. Иначе люди принимаются скрывать прибыль и переходят к контрабанде. Единственный путь, по которому следовало идти, — это развивать деловую активность. И я был прав! Таможенные доходы увеличились на треть.

А как меня в очередной раз возненавидели те, кто наживался на поставках из-за границы! Хорошо еще Анна сделала красивый жест, объявив, что двор будет довольствоваться «отечественными произведениями». Она поддержала облегченный таможенный тариф для отечественных текстильных фабрик и одновременно запретила импорт иностранных мануфактурных изделий, за исключением сырья, необходимого для ремесел и фабрик.

Армия требовала крупных поставок сукна. Потребность в сукне составляла в 1742 году миллион триста десять тысяч аршин. И задачу решили. Не сразу, однако полностью. Теперь не мы закупаем ткани, а европейцы носят наши. Нельзя сказать, что сегодня русские мануфактуры завалили весь мир, однако если не так давно треть ввоза из Англии составляли хлопчатобумажные ткани, пятая часть приходилась на шерстяные изделия, то сейчас импорт почти не закупается. Достаточно своего качественного производства.

Это было непросто. Целая серия мероприятий и указов: «О пропуске без взимания пошлины с машин, служащих к сокращению труда на мануфактурах», «О беспошлинном пропуске привозимых из-за границы новых изобретений, служащих в пользу», «О пропуске по одному образцу выписываемых из чужих краев для горных заводов инструментов, орудий и других вещей, особливо из Англии, патентованных», «О невзимании пошлины с книг в переплете, выписываемых для Академии наук, для университетов, кадетских корпусов и гимназий». Кроме того, приходилось сманивать умелых мастеров и красть чертежи станков.

— Деньги, деньги, — с досадой проворчал я. — Ты хоть слышала про революцию цен в Европе после открытия Америки?

— Золото и серебро поступали в Испанию из колоний в огромном количестве, — бодро отрапортовала она. — Цены на Западе выросли очень заметно.

— Молодец, хорошо училась. Только заметно — это раз в десять и до наших краев докатилось не в шестнадцатом веке, а доброе столетие спустя. Потому и выгодно купцам покупать товары в России и Польше. Здесь взяли, там сбросили, и навар процентов в триста. А при такой прибыли нет такого преступления, на которое купец не рискнул бы пойти, хотя бы и под страхом виселицы.

— Как? — переспросила она, открыв рот.

— Нормальный доход десять процентов, при двадцати появляется группа, готовая вложить деньги в новое дело. При пятидесяти уже огромная толпа. Сто процентов заставляют нарушать мораль и приличия, продавая в рабство ближайших родственников.

— Я должна это записать, — пробормотала Софья.

— Сколько угодно. Только это не я придумал. Просто слышал когда-то. Кстати, дешевое золото позволяет снизить банковские ставки, отчего деловая активность тоже оживляется. А реальные цены, выраженные в граммах серебра, с начала столетия выросли в несколько раз. Рынок требовал для нормального функционирования соответствующего, то есть громадного, увеличения денежной массы. Систематическое повышение реальных цен позволяло выпускать некоторое количество не имевших реальной ценности бумажных денег, не расстраивая при этом сколько-нибудь существенно финансы и избегая дефицита в государственном бюджете. Истраченные казной на ведение войн двести миллионов рублей были получены за счет выпуска ста миллионов рублей ассигнациями и дохода в сорок три миллиона от чеканки медной монеты на восемьдесят три миллиона рублей. Именно эмиссия бумажных и медных денег позволяла казне сводить дебет с кредитом в государственном бюджете. Революция цен подарила России свыше двухсот миллионов рублей и тем самым спасла ее от финансового краха, а податное население — от разорения налогами. Тебе, наверное, все это скучно.

— Напротив, — возразила Софья, — это даже занятно наблюдать, насколько подобные нудные материи могут всерьез возбуждать. Явно очень задевает тема.

— Еще бы! В чем в чем, а в произошедшем немалая доля моего участия. Товарно-денежные отношения в стране к началу моего взлета не достигли достаточно высокой степени развития. И, создавая промышленность, я получил нечто неожиданное и полезное. Не будь товаров и готовых за них платить, золото и серебро уходили бы в землю, спрятанные на будущее в виде кладов. Бумажные и медные деньги обесценились бы во много раз, а цены возросли бы только в неполноценной валюте, как это случилось в России во время денежного кризиса 1654–1663 годов.

— Медный бунт?

— Он самый! Доходы за время царствования Анны выросли в шесть с лишним раз, но и государственные долги ушли за сто миллионов рублей. Войны, огромные затраты на освоение новых территорий, а рецепт такой простой — напечатать побольше бумажных фантиков. Самые страшные споры случались не по поводу назначений и снятия с должностей. Хуже всего денежный вопрос. Каждое ведомство тянет бюджет на себя, многочисленные выпуски ассигнаций приводят к обесцениванию бумажных купюр и невольно влекут утечку серебра за границу. При этом золото правительство придерживало для внешнеторговых операций, а медь выбрасывало на внутренний рынок. Постоянно приходилось искать некую середину между срочными нуждами и сдерживанием инфляции с налогами.

Все равно за ассигнацию в один рубль нынче дают не более восьмидесяти пяти копеек. Но это почти хорошо. Я всерьез боялся получить бесконечную раскрутку цен с последующим мятежом, печатая не обеспеченные ничем миллионы. В банке миллион, на руках сотня. Потребуй денежку хотя бы половина вкладчиков, и гореть мне синим пламенем. Пример Джона Лоу состоялся не так давно, чтобы про него успели забыть. Шотландский спекулянт своими действиями и бесконтрольным изготовлением миллионов банкнот разрушил множество состояний во Франции, устроил массу банкротств и помер в нищете. Очень не хотелось повторить судьбу основателя Banque generale, проклинаемого половиной страны.

— В общем, прости старика, но я снова отклонился далеко. Камнем преткновения в переговорах о союзе и с Францией, и с Англией каждый раз становилась Турция. Вторая сторона не желала допустить усиления России, а кроме того, их интересовала Россия как младший союзник против вечного соперника, и не больше. Эту игру не так сложно было раскусить, и мы не шли на соглашения на чужих условиях, регулярно вмешиваясь в происходящее в германских государствах. На определенном этапе возобладала идея позволить Петербургу заниматься своими заботами, перенацелив его устремления на юг. Посланник в Петербурге лорд Каткарт писал: «И в случае успеха России и при неуспехе утратим лишь то, что не могли иметь»…

— То есть это правда, что письма читают, и даже дипломатические послания?