существования Танаис будил у кочевников потребность торговать с ним. Степняки — сначала наиболее родовитые из них — оценили превосходные изделия горожан и не упускали случая приобрести для себя что-либо эллинское. Городские товары попадали к степнякам и как добыча во время набегов на эллинские селения, но набеги далеко не всегда оказывались удачны: эллины умели постоять за себя. Необходимы были иные связи города и степи. Предпосылки для этого имелись: эллины нуждались в сырье, в избытке имеющемся у окрестных варваров, а те, в свою очередь, были заинтересованы в эллинских товарах.

Так сложился многовековый торговый рынок, определивший взаимосвязь горожан и кочевников. Эллины получили возможность торговать по всей степи — сами кочевники охраняли их право на торговлю, а степняки — селиться в городах, смешиваясь с эллинами. Постепенно все восточно-эллинские города становились полуэллинскими-полуварварскими, особенно Танаис, глубоко вдавшийся в края кочевников. Проникновение варваров в эллинскую среду зашло так далеко, что даже династия боспорских правителей вышла из полуварварского рода[72], а быт эллинов, их культура и язык приобретали сарматские черты. Этот процесс коренился в существе тогдашнего рабовладельческого общества. Одряхлевшая, пресыщенная богатством и роскошью, пораженная неизлечимыми социальными недугами римская государственность пережила зенит своего могущества и клонилась к закату, а варвары были полны энергии. В стычках с имперскими войсками они осознали свои силы. Становилось очевидно, что Рим был нисходящим обществом, а мир варваров — восходящим. Приобщаясь к городской цивилизации, кочевники все с меньшей почтительностью судили об эллинах и ромеях и все с большей самоуверенностью судили о себе. Степь многому научилась у городов и, научившись, изготовилась поглотить их, как только пробьет час. Над Боспором нависли мрачные тучи — вот-вот блеснут молнии и сожгут многовековую эллинскую цивилизацию…

В эти предгрозовые дни караван судов прибыл в Танаис.

Город издали бросался в глаза: стены и башни будто вырастали из бугристого плато, придавая округе обжитой вид. За городскими стенами проживало множество людей, в окрестной степи паслись стада и широким полукругом зеленели возделанные поля. Танаис был сердцевиной края: из степных далей к нему тянулись караваны верблюдов и вьючных лошадей, из верховий реки Танаис и из Меотиды приходили корабли.

Караван, не убирая парусов, вошел в устье Танаиса, матросы налегли на весла, так как течение реки замедляло ход. Потом паруса были спущены, и суда по одному пристали к причалу, сложенному из необработанного серого камня. По краям каменную кладку скрепляли бревенчатые сваи, местами покосившиеся: весенние воды размывали причал, а городские власти не всегда справлялись с ремонтом пристани. Здесь уже стояло с десяток судов и вдвое больше — на якорях недалеко от берега. От пристани к городским воротам тянулась дорога, вдоль нее с обеих сторон высились стены из того же серого камня. Изнутри их усиливали врытые в землю столбы, скрепленные между собой перекладинами. За перекладины привязывали коней и верблюдов, а в случае необходимости на них могли стать воины, отражая возможный налет степняков на пристань. Тут же, в коридоре между стен, прилепились купеческие склады.

Обычно в порту не прекращалась деловая суета. Одни суда нагружались танаисскими товарами, чтобы направиться с ними в южные города, другие, наоборот, прибывали с юга полные товаров, предназначенных как для нужд танаисского населения, так и для торговли с кочевниками. Случалось, в порту скапливалось до сотни кораблей, прибывших отовсюду — из верховий реки Танаиса, из южнобоспорских и малоазийских городов, из северномеотийских поселений и ромейских гарнизонов, расквартированных по берегам Тавриды. Тогда одни спешили освободить свои трюмы от товаров, чтобы принять вместо них новые товары, другие запасались продовольствием, чтобы плыть дальше. От Танаиса не счесть торговых путей!

Но теперь танаисский порт был неузнаваем: ни одно судно не разгружалось. Корабли стояли готовые к отплытию, на нескольких из них шли плотницкие работы: надстраивались и усиливались борта, словно команды готовились к какому-то штурму или плаванию в особо бурных водах. У причала выстроились корабли иудея Самбиона. По мосткам непрерывной цепочкой двигались рабы: Самбион грузил свое имущество на корабли.

Самбион хотя и не принадлежал к могущественному фиасу[73], исповедующему культ бога Высочайшего, и сохранил приверженность к Яхве, купцы-судовладельцы считались с ним: у него был здравый рассудок и безошибочная интуиция, что немало значило в коммерческих делах. Из Танаиса Самбион выезжал редко. В городе ему принадлежали шорная мастерская, мукомольня и рыбокоптильня. За сырьем для своего производства Самбион далеко не ездил: оно само плыло ему в руки. Рыбокоптильня приносила Самбиону неплохие доходы, хотя и не относилась к числу крупных. Самые крупные принадлежали эллинам. Меотида и Танаис с его бесчисленными протоками изобиловали осетровыми, а эллины превосходно умели коптить рыбу. Танаисские копчения пользовались успехом как на восточных рынках, так и в самом Риме. На специально оборудованных судах эллины возили в столицу и живых осетров — зажиточные римляне платили за эту деликатесную рыбу огромные деньги. Самбион не мог конкурировать с эллинами, зато, оставаясь в Танаисе, он без всякого риска для себя неторопливо приумножал свой капитал. Поддерживая деловые связи с наиболее влиятельными из танаитов, он через них обеспечивал себя выгодными заказами. В городе, кроме его шорной мастерской, работали десятки эллинских, но он успешно конкурировал с ними. Он скупал шкуры и незамедлительно пускал их в дело. В его мастерской вырабатывались добротные кожи, из которых шили обувь, одежду, упряжь, нарезали пояса и портупеи. Готовые изделия он продавал на городской агоре. Хлеб — рожь и ячмень — он скупал у окрестных землевладельцев. В его мукомольне с утра до вечера скрежетали зернотерки, перемалывая зерно в муку, а на муку спрос был круглый год, особенно зимой, когда цены на продукты возрастали. Невысокий, худощавый, подвижный, Самбион успевал всюду; он безошибочно оценивал местный рынок, что обеспечивало ему постоянные прибыли. Купцы-эллины ревниво оберегали свои привилегии в городе, но они не раз рекомендовали Самбиона в коллегию, занимающуюся решением проблем внутреннего, городского рынка: он ловко улаживал спорные рыночные конфликты в интересах наиболее влиятельной части танаитского населения. Естественно, что эллины относились к нему как к равноправному партнеру, хотя он и не разделял их культ бога Высочайшего.

Что теперь Самбион грузил свое имущество на корабли, не осталось незамеченным: он никогда ничего не делал, предварительно не рассчитав каждый свой последующий шаг.

С кораблей Зенона выкинули мостки, команды высыпали на берег. После долгого трудного пути приятно было почувствовать себя в безопасности, почти дома: в Танаисе у многих были знакомые, друзья, родственники, а у некоторых и семьи. От городских ворот к пристани уже спешили женщины