– А если у меня нет ничего любимого? – с вызовом спросил Ромка. – Если я думаю, что это какая-то матрица, которая должна быть уложена в моей голове, чтобы я поступил на юрфак?

– Не может быть такого, – покачала я головой и отломила Оскару еще кусочек. – История – это все-таки про людей. Неужели тебе не нравится никакой исторический персонаж?

– Допустим, нравится. Александр Невский. И что дальше?

– А то, что тебе надо про него прочесть и его понять.

Тогда он точно запомнится. А иначе не получится. Ведь мы с тобой про мастера Дионисия еще две недели назад читали! Неужели ты не помнишь, у него еще дата рождения такая забавная… Тысяча четыреста сорок четвертый год!

И что? Ты все забыл! А у тебя до экзамена больше года!

Смысл тогда все учить?!

– Не, слушай, – он покачал головой, – это правда глупо.

Когда Ромка говорил тихо, то проглатывал окончания слов, и выходило: «Слуш, эт правд глуп».

– Мы же не можем всю историю вокруг Александра Невского закрутить. Вон сколько всего еще было. Ну выучу я про него одного, и что… Смысла ноль.

Он снова погрузился в свой тест, а я отдала счастливому Оскару остатки булки и села на стул. Хотелось сказать что-то резкое, но я понимала, что Ромка прав. Мой план хромал.

– Ты загляни к ним! – послышался голос Ромкиного папы. – Чего-то притихли! Они точно историю учат?

– Твоему папе так и хочется нас застукать, – неожиданно сказала я. – Давай, может, не будем его разочаровывать?

Ромка посмотрел на меня так, что мне захотелось вскочить со стула и спрятаться от смущения. В Ромкином взгляде сквозило огорчение и даже испуг: «И ты с ними заодно?!»

– Шутка, Ром, ты что, шутка! Ну просто твой папа, он все время…

– Погоди, ты права, – сказал Ромка, поднимаясь со стула.

Тут уже испугалась я. Выпрямилась, чувствуя, как упираюсь спиной в тарелки с бутербродами.

– Что, что… Ты о чем вообще?!

Ромка поднял руки, закинул их за голову, потянулся.

Отошел к окну и сказал:

– Я о том, что надо найти какого-то персонажа. В истории. Интересного. Я подумал, что в каждом периоде они были, на самом деле. Надо найти.

– А… Да? Ну да! Конечно! – обрадовалась я.

– В общем, хорошая идея, Маш, – пробубнил Ромка и снова подсел к своему ноуту.

А мы с Оскаром еще по «улитке» съели. Вкусно, между прочим, оказалось!

Так уж вышло, что, когда я бежала по субботам к Ромке, я думала о занятиях с Даной. А когда после школы направлялась к дому-башне, то размышляла о том, как лучше запоминать даты исторических событий.

Но больше всего в последнее время я размышляла о влиянии учителя на учеников.

С одной стороны, все просто. Ученик изучает предмет, получает новые знания, а учитель ему помогает. С другой стороны, ученика и учителя связывают гораздо более глубокие отношения. Например, учителя всегда волнует то, удается ли ученику быть успешным. Или еще: если учитель завоюет доверие ученика, то может оказывать на него влияние. Самое настоящее, сильное! Можно прямо менять людей в процессе обучения. Ромка, например, теперь не только выискивал интересных личностей, но и рисовал их портреты. У него так здорово получалось! Причем сам Ромка думал, что рисует какую-то ерунду, а мне очень нравилось. Я его расхваливала, и он говорил:

– Надо же… Я и не думал, что умею рисовать!

С Даной было еще интереснее. Ведь я вытащила ее из-под кровати! Добилась того, что она стала играть со своими мышками даже при Ирэне. И все это случилось потому, что она доверяла мне…

Было так чудно и удивительно ощущать, что в моих руках есть что-то вроде волшебной палочки. Я не знаю, чувствуют ли такое школьные учителя. Ведь у них много учеников, и понять, как облегчить учебу каждому, невозможно.

Но мне нравилось мое открытие о волшебной палочке. Тем более что оно меняло меня саму…

Понаблюдав за Даной, я поняла, что в игре ей хочется быть полноправной хозяйкой. Она командовала нашими мышами. Ей, конечно, нравилось говорить только за взрослых: маму и папу. Она отдавала приказы, повелевала, что делать, а чего не делать, наказывала, поучала и воспитывала. Мне оставалось только пищать, изображая детей.

Сначала мне казалось это очень странным и даже неприятным: подчиняться в игре указаниям, которые дает ребенок. Иногда меня задевали ее слова. Но потом я заметила, что если я подчиняюсь маме-мышке, то Дана, не споря, повторяет за мной те слова, которые я шептала. То есть она, например, приказывала мышонку по-испански:

– Помой пол!

– Какой тряпкой? – пищала я и тут же шепотом подсказывала цвет, размер тряпки и место, где она лежит.

Дана послушно повторяла и запоминала слова. Выходило, что главной в игре была все-таки я!

Мне удавалось даже воспитывать ее.

– Дай ручку! – командовала Дана.

Я не двигалась.

– Немедленно дай ручку! Это моя!

Я по-прежнему сжимала ручку в руках.

– Ну ладно, дай, пожалуйста, ручку, – сдавалась Дана.

Но я не шевелилась.

– У-у-у, – выла Дана, но все же вспоминала: – Por favor!

А в последний раз она растрогала меня почти до слез.

Все занятие мялась, что-то бормотала, хотя обычно ведет себя очень решительно. Наконец, когда я уже собралась уходить, призналась:

– Маша… Мама сказала, мы скоро едем в Испанию. И мне надо учить испанский. Я вот что подумала. Я, конечно, очень люблю мышиный язык. Но может, нам надо немножко испанского поучить? Только чуть-чуть! И после игры.

Я еле сдержала смех. Бедняга! Но я не стала ее разубеждать. Мне пришла в голову другая мысль.

Я села на корточки и сказала серьезно:

– Испанский мы с тобой выучим за одну минуту. В следующий раз.

– Правда? – запрыгала Дана. – Ура-а-а!

– Я захвачу волшебную палочку, – важно пообещала я, – и мы в одну минуту погрузим в твою голову много испанских фраз.

– Это трудно? – забеспокоилась Дана.

– Ничуть, – я махнула рукой. – Многие фразы звучат похоже на тот язык, что ты знаешь!

– Русский? – с надеждой спросила Дана.

Я таинственно покачала головой и направилась в прихожую. Роза Васильевна была как раз там – протирала зеркальный шкаф. Но не успела я завязать шнурки на кроссовках, как вдруг Дана вылетела из комнаты и, больно стукнувшись об меня, сплела руки на моей талии и прижалась к моему животу головой.