— Ты могла бы открыть музей моды, — ворчал Эдриен,бросая очередной раритет в кучу, где лежали вещи, предназначенные для Армииспасения.

— Если бы я сделала все это, когда здесь еще был Джон,для него освободилось бы в два раза больше места в шкафах, — грустнопроизнесла Фиона, глядя на полупустые шкафы, когда-то ломившиеся от ее нарядов.

Забудь об этом, — посоветовал ей Эдриен. — Деловедь не только в шкафах. Вы были слишком разными. Джон был женат, а ты никогдане была замужем. У него были дети, у тебя — нет. Его дети возненавидели тебя,его экономка готова была тебя уничтожить, а его собака два раза покусала тебя.А люди, с которыми привыкла общаться ты, сводили с ума Джона.

Хотя Джон и любил Фиону и считал ее потрясающей женщиной,она была для него как щепотка перца, попавшего в дыхательное горло. Или какложка горчицы на языке. Очень вкусной, но пробирающей до слез. Эдриендействительно верил в то, что Джон Андерсон любил Фиону. Просто жизнь с такойженщиной бок о бок оказалась ему не по силам. Джону нужна была жена — хозяйка дома.А Фионе Монаган никогда ею не стать, как бы сильно она ни любила Джона. И всеже Эдриену было больно за Фиону, когда он думал о том, как вероломно бросил ееДжон. Это было жестоко и несправедливо, Фиона не заслужила такого, какой быбезалаберной ни была ее жизнь.

— Ты сказала Джону про сэра Уинстона? — спросилЭдриен, складывая в коробку пятидесятую пару роскошной обуви, которой тожепредстояло отправиться в Армию спасения, поскольку каблуки оказались слишкомвысокими даже для Джамала. Все, что был в состоянии нацепить на себяпакистанец, должно было достаться ему.

— Думаю, теперь это его не касается, — ответилаФиона на вопрос Эдриена. — Не хочу, чтобы он меня жалел. Как ты себе этопредставляешь? «Спасибо, что развелся со мной, кстати, моя собака тоже умерла».

Фиона заплатила пять тысяч долларов, чтобы сэра Уинстонапохоронили на собачьем кладбище и поставили над его последним приютом надгробиев форме сердца из черного мрамора, которого она так и не видела, потому что унее не хватило духу прийти на могилу.

В воскресенье Эдриен снова помогал Фионе разбирать вещи. Апотом она всю неделю была занята тем, что избавлялась от ненужных вещей,которые еще вчера казались такими необходимыми. В довершение всего, Фионаулетела в Париж в Хэллоуин. Судьба словно продолжала насмехаться над ней.

Эдриен провожал ее в аэропорту. Оба старались держатьсяторжественно, только обменялись долгими прощальными взглядами, и Фионанаправилась к стойке регистрации.

— Не казни себя так, — сказал ей на прощаниеЭдриен. — И не вини во всем себя. У всего происходящего с нами — множествопричин.

Фиона согласно кивнула. У всего есть свои причины. И у того,что ее бросил отец, у того, что умерла мать, что Джои развелся с ней, сэрУинстон умер и она сама оставила отличную работу, которая еще вчера значила вее жизни все.

— Звони мне, Фиона, — попросил Эдриен. — Ябеспокоюсь о тебе.

— А ты работай хорошо, — в глазах Фионы стоялислезы. — Так, чтобы я могла тобой гордиться.

Она и так гордилась Эдриеном и не сомневалась, что онотлично справится со своими новыми обязанностями. Он был отличным редактором —ничуть не хуже ее самой, но, в отличие от нее, хотел работать и был полон сил иэнергии.

— Я люблю тебя, Фиона Монаган, — прочувствованнопроизнес Эдриен. Они расцеловались на прощание. — Убей их наповал там, вПариже. Мы увидимся с тобой в январе или даже раньше, если я выкрою времясмотаться в Париж.

Обоим казалось, что до января пройдет целая вечность, хотяна самом деле до зимних показов от кутюр оставалось всего три месяца. Фионеказалось, что она умерла здесь, в Нью-Йорке, и ее, пожалуй, надо отправлять вбагажном отсеке в мешке для перевозки трупов, а не в салопе для пассажиров.

— Береги себя, — прошептала она и быстро пошла квыходу, глотая подступившие слезы.

Эдриен провожал ее взглядом, пока мог видеть, и слезызаволакивали его глаза.

Фиона поселилась в отеле «Ритц» в крошечном номере. Иногдаона сидела у окна, глядя на серое небо, и скучала обо всем, что осталось длянее в прошлом, — о Джоне, Эдриене, своей работе, своем доме, Нью-Йорке,сэре Уинстоне и даже о Джамале. Всего за несколько месяцев она умудриласьпотерять все, что имела, и теперь не знала, как ей жить дальше. В Париже былодождливо и пасмурно, что вполне соответствовало настроению Фионы. Она правильносделала, что прилетела в Париж. Ей не хотелось никого видеть, не хотелось ни скем разговаривать. Она жила, погруженная в собственные переживания иодиночество.

В середине декабря Фионе переслали в Париж бумаги о разводе.Но это уже не имело ровно никакого значения. Ничто не имело значения. Онапровела сочельник и Рождество одна в своем номере. Она ходила на мессу вбазилику Сакре-Кер, и хор монашек пел так чудесно, что Фионе казалось, будтоона умерла и попала в рай. Она слушала их пение, и горячие слезы катились по еещекам.

В тот вечер, вернувшись в гостиницу, она начала писать. Этобыла совсем не та книга, которую она давно задумала. Тот роман хотела написатьсовсем другая Фиона, а эта, сегодняшняя, писала о маленькой девочке, у которойбыло детство, похожее на ее собственное, а потом она стала женщиной, красивой иуспешной, и жила, наслаждаясь жизнью, пока не совершила чудовищную ошибку. Этобыл своего рода катарсис. Отсюда, издалека, ей лучше видны были теперьпобудительные мотивы многих ее поступков. Фиона вспоминала мужчин, которых онабоялась, тех, кого все-таки впустила в свою жизнь, потому что не чувствовала сих стороны угрозы своей независимости. Она вспоминала все то, чем наполниласвою жизнь взамен настоящих человеческих отношений. Работу, которая значила длянее так много, что заслоняла все остальное, добровольно принесенные ею жертвы,самая ужасная из которых — Нежелание иметь детей, место которых занял в еежизни сэр Уинстон. Фиона Монаган стремилась во всем к совершенству. Онавспоминала, как не хотела идти на компромиссы, строя свою жизнь с Джоном.Потому что боялась освободить для него слишком много места в своей жизни — нетолько в шкафах для одежды, но и в своем сердце. Потому что считала, что, отдавему все, что имеет, она потеряет слишком многое, если они расстанутся. И онапотеряла и его, и все, что имела. И все это перетекало постепенно на страницыромана, по мере того как декабрь перетекал в январь. Она была всецело поглощенароманом, когда приехал Эдриен. Он нашел, что Фиона выглядит лучше, хотяпо-прежнему очень бледна. Неудивительно — ведь она по нескольку дней непокидала свой номер. Фиона писала, писала и писала. Эдриен был еще в Париже,когда Фионе позвонил агент по недвижимости сообщить, что подобрал для нее подходящуюквартиру. Квартира находилась в Седьмом округе Парижа на бульваре Ля-Тур-Мобур.Фиона позвонила Эдриену, который тоже, как и всегда, остановился в «Ритце», ион обещал поехать с ней посмотреть квартиру после показа коллекции Готье. Фионатеперь тщательно избегала встреч с людьми, принадлежащими к миру моды. Ейнечего больше было сказать этим людям.