– Живаго?

– Живаго или Жевага – я точно не помню. Ее отец работал советским торгпредом в Египте. Там ему и подарили абиссинского котенка. Говорят, подарок сделал лично президент Хосни Мубарак. С Камиллой мы довольно тесно дружили, нас сблизили абиссинские кошки. Но длилась эта дружба недолго.

– Почему?

– Она была странная, Камилла. И несчастная. У нее было два сына, и оба погибли. После их смерти она немного тронулась рассудком. По крайней мере у меня были основания так полагать.

– Интересная история. А эта Камиллла…

– Живаго.

– Да, Камилла Живаго – она еще жива?

Последовала довольно долгая пауза, после чего Матрона глухо проговорила:

– В моем возрасте подобные каламбуры звучат жутковато.

– Простите, я не думал, что…

– Жива она или нет – я сказать не могу. Последний раз я с ней виделась еще в прошлом веке. И, пожалуй, на этом мы закончим. Вы меня расстроили, молодой человек.

– Я…

– Знаю, что не хотели. Когда выйдет журнал с моим интервью – найдите способ передать один экземпляр мне.

– Всенепременно.

Матрона отключила связь.

– Эй, парень!

Максим открыл глаза, но тут же заслонился рукой от луча фонаря. Мух вскочил и свирепо залаял на чужаков.

– Уберите свет! – крикнул Максим. – А то буду стрелять!

Луч фонарика скользнул в сторону, и мальчик увидел перед собой двух мужчин. Первый был совсем старый, узкоглазый, в кроличьей белой шапке, побитой молью, и заношенной теплой куртке. Второй – худой, длинный, как жердь, парень со слезящимися глазами. Он был одет в какой-то допотопный тулуп и вязаную черную шапку.

– Успокой собачку, – проговорил узкоглазый старик добрым, хрипловатым голосом. – Надорвется ведь.

– Тише, Мух, – приказал Максим и положил песику ладонь на голову. – Тише!

Мух перестал лаять, но сердито заворчал. Максим снова посмотрел на незнакомцев и спросил:

– А вы кто?

– Это наша теплоцентраль! – с вызовом проговорил долговязый парень. – И матрасы наши!

Максим все понял.

– Вы бомжи, – не столько спросил, сколько констатировал он.

Старик улыбнулся:

– Можно сказать и так. Но нам больше нравится слово «бродяги». А у тебя в самом деле есть пистолет?

– Может, и есть, – хмуро отозвался Максим.

Старик и долговязый парень переглянулись.

– Пистолет тебе не поможет, – сказал Максиму парень. – Нас тут много. Целый город.

Максим припомнил, что, прежде чем спуститься в теплоцентраль, видел наверху какие-то сарайчики, сколоченные из деревянных ящиков и обитые листами ржавой жести. Видел он и следы от костров.

– Меня зовут Марат Тимурович, – представился старик. – Но друзья называют меня просто Тамерланыч. А этот лихой парень… – Он показал на долговязого. – …Крепыш. А как зовут тебя, мальчик?

– Максим.

– Хорошее имя, – одобрил Тамерланыч. Смерил Максима доброжелательным взглядом и вдруг спросил: – Есть хочешь?

При одном упоминании о еде в животе у Максима заурчало.

– Ну, допустим, – хмуро сказал он. – И что?

Старик достал из кармана бумажный сверток и протянул его Максиму:

– Держи. Это бутерброд.

Максим посмотрел на сверток голодными глазами, перевел взгляд на старика и настороженно уточнил:

– И что я должен буду сделать?

– В каком смысле? – не понял тот.

– За этот бутерброд, – пояснил Максим.

Старик и долговязый парень снова переглянулись. Парень ухмыльнулся и сказал:

– Пробежишься по МКАДу голышом и будешь кукарекать через каждые сто метров.

Максим пару секунд смотрел на долговязого с удивлением, не поняв, шутит тот или говорит правду, потом хмыкнул и сказал:

– Очень смешно!

И взял протянутый бутерброд.

…Час спустя Максим и Мух уже были в обители Тамерланыча своими. Мух, сытый и довольный, вскарабкался сидящему старику на руки и щурился от удовольствия от мягких, почти невесомых поглаживаний его морщинистой руки.

Старик подробно расспросил мальчика о его злоключениях. Выслушал его со всей внимательностью, на какую только способен старый, добросердечный человек, после чего сказал:

– Да… Нелегкий путь ты прошел, мальчик. На твоем месте я бы вернулся к приемным родителям. Но я уважаю любой выбор, который делают люди, кроме того, что причиняет боль и страдания окружающим. Если хочешь, можешь остаться с нами.

Максим смущенно кашлянул и сказал:

– Дядя Тамерланыч, а можно попросить у вас телефон?

– Телефон?

– Хочу позвонить Илоне. Узнать, как она там.

Старик улыбнулся.

– Это дело. – Он вынул из кармана куртки старенький мобильник, перевязанный скотчем, и протянул его Максиму. – Держи. Только не говори дольше двух минут.

– Ладно.

Максим взял трубку и достал помятый листок с телефонным номером Илоны.

Отозвалась она не сразу, и Максим, волнуясь, несколько раз при свете фонарика сверял номер на бумажке с тем, который набрал. Наконец трубку взяли.

– Слушаю, – услышал Максим воркующий голос Илоны.

– Илона, это я!

– Кто?

– Максим.

– Максим? Куда ты пропал?! Как ты? Где ты?

– Я… нормально. Что у вас? Барон тебя не трогал?

– Барона больше нет, Макс.

– Как нет?

– Он себя убил. Воткнул себе нож в глаз. В тот день, когда ты ушел.

Максим помолчал, переваривая новость, затем спросил:

– И кто у вас теперь главный?

– Рустем.

Лицо Максима помрачнело.

– Значит, у вас там ничего не изменилось, – хмуро проговорил он.

– Приходила милиция, нас всех хотели разогнать, а меня – отправить в детдом. Но Рустем связался с нужными людьми и заплатил кому надо. Так что все осталось по-прежнему. А ты где сейчас?

– Я… нашел себе новых друзей.

– Каких друзей?

– Нормальных. – Максим покосился на Тамерланыча, дремлющего с Мухом на коленях, на Крепыша, расставляющего на поцарапанной шахматной доске старенькие деревянные шахматы, и добавил, понизив голос: – Они такие же, как я.

– Бомжи?

– Бродяги.