Настоящее свинство, самый неприглядный эгоизм, да – но Алексей, узнав, что Роман уехал с дачи, вздохнул с огромным облегчением. Это гарантировало, что парень не кинется под пулю, спасая Милу. На даче, правда, остались две беззащитные девушки (если только Мила не в машине с Ромкой) – плохо, конечно…

Но как же здорово, что сын оттуда уехал!!!

Алексей чуть помедлил, чтобы успокоиться, затем набрал его номер.

– Да, па.

– Привет. Ты где?

Только сейчас Кис осознал, что не подготовился к разговору. Пребывая в эйфории от нечаянного подарка судьбы, он не продумал, как построить беседу с сыном да к тому же после их ночной ссоры… Нельзя сообщать ему, что Мила в опасности, – Роман кинется обратно. Да, но что же тогда говорить?

– Почему ты спрашиваешь? – помолчав, осторожно поинтересовался сын.

– Когда мы общались с тобой в последний раз, ты находился на даче у двоюродной сестры Милы. И ты просил меня помочь тебе найти деньги, украденные у Милы…

И мы с тобой поссорились, потому что ты влюбился и совсем спятил! – Этого Алексей, конечно, не произнес.

– Я вычислил ангар, о котором она тебе рассказывала, – добавил он.

– Правда? – обрадовался Роман. – Я как раз еду туда! Но Мила дорогу помнит неточно, ты мне поможешь?

– Конечно. Мила с тобой?

– Нет, что ты. Она хотела, но я ей не позволил.

– Где ты сейчас?

– На МКАДе, собираюсь свернуть на Щелковское шоссе…

– Ладно, тогда бери направление на…

Алексей принялся диктовать указатели, пытался заговорить зубы сыну, давая инструкции и надеясь, что Роман, обрадовавшись подсказке, не станет задавать ему встречные вопросы.

Не вышло.

– Па, я не понял, а ты… Ты там, что ли? В ангаре?

– Да… Подгребай, я тебя жду, – все еще надеялся провести сына Кис.

Но и на этот раз не сработало.

– И что там?

– В каком смысле?

Совсем дурачком прикинулся, приехали! – покачал головой Алексей в порицание самому себе.

– Как ты помнишь, па, я хочу найти деньги Милы…

Да уж как не помнить! Именно в этом месте их ссора и вспыхнула.

Роман тоже не забыл, и пауза немного затянулась.

Но Алексей старательно молчал, во избежание, не приведи господь, новой ссоры, – и сын продолжил:

– …только не знаю, с чего начать. Подумал, что в ангаре могла остаться какая-то зацепка. Ты там давно? Ты что-нибудь нашел?

– Ром, ты уже близко, давай подгребай. Все обсудим на месте.

Алексей сейчас больше всего на свете хотел, чтобы Роман не повернул назад.

– Ты как-то странно говоришь… Что там? Вы с Громовым поймали этого полицейского, Колю?

– Нет.

– Никиту?

– Тоже нет…

– А что тогда? Вы нашли деньги?

– Роман, приезжай, поговорим.

– Почему ты не хочешь сказать мне сейчас? Ты что-то скрываешь?

– Ром…

– Ты так плохо отзывался о Миле, потому что она солгала. Ты ее заклеймил, ты столько обидных слов наговорил. А сейчас, пап, что ты сам сейчас делаешь? Ты мне лжешь! У тебя, как это, двойные стандарты, да?

…Только идиоты считают, что правда должна быть во всем. Если мы вдруг последуем их призывам и однажды сделаемся чрезвычайно правдивы, то нам придется отказаться от вежливости, от любезных фраз и улыбок, от макияжа, от одежд, скрывающих недостатки фигуры, от пластических операций и даже от чистоплотности – правда так правда, пусть все знают, как мы воняем. Будем честно рыгать за столом и пукать в компании – а что, зачем сдерживаться, это же правда!

Сочетание правды-неправды – дело тонкое, в каждом конкретном случае имеющее свои резоны и нюансы. Но существует пограничная черта – внятная, четкая, словно прорубленная топором, – отделяющая простительное от непростительного: ложь во спасение или ложь с целью использования другого человека в своих интересах. Был такой рассказ у Драгунского, Кис в детстве читал, «Фантазеры»: там очень все доступно разведено по полюсам. Ложь бескорыстная – и ложь корыстная. Всем читать, императив!

Но сейчас явно неподходящий момент для того, чтобы философствовать с сыном о видах лжи. Сейчас, видимо, лучше просто рассказать ему все как есть.

– Нет, Ромка, я не лгу и не скрываю. Я просто предпочел бы сказать тебе при встрече. Но раз ты так настаиваешь… Никита мертв. В ангаре его труп. Я жду приезда полиции. К слову, Громов знает, что Мила жива, так что за тобой больше не охотятся. Можешь спокойно ехать сюда.

– А Коля где?

– Не знаю. Он сбежал из ангара при моем появлении.

– А деньги?

– Полагаю, что у него. Но его уже ищут.

– Он может навредить Миле, как ты думаешь? Она ведь его видела, сумеет составить фоторобот…

– Не беспокойся, Ром. Громов выслал два наряда на дачу к Насте.

– Значит… То есть Громов считает, что Мила в опасности?! Я возвращаюсь к ней, па.

– Роман, это лишнее! Говорю же: туда едет полиция. Они сами разберутся. И потом, никто не знает, какие планы у Коли. Возможно, он едет в банк за карточкой, а вовсе не к…

– Я уже разворачиваюсь.

«Полиция прибудет туда раньше, – пронеслось у Алексея в голове. – Тем более что пробки уплотняются с каждой минутой: наступает утренний час пик. В конце концов, Романа ему не удержать, пусть едет. Он еще не скоро доберется».

– Ну как знаешь.

– Пока, пап.

– Погоди! Вот что скажи: ты в районе дачи не видел синий «Вольво»?

– Видел. Модель универсал две тысячи седьмого года, ХС70. За три участка от Настиного стоял. А под утро уехал. Это что, машина Коли? Он за дачей следил?

– Не исключено. Дай мне телефоны Милы и Насти.

– Настин не знаю. А Милу сам предупрежу.

– Дай мне тоже.

– Хорошо, пиши… – Роман продиктовал.

– Скажи девушкам, чтобы заперлись в доме и не реагировали ни на звонки, ни на стук. Полиция вот-вот подтянется…

– Да. Я отключаюсь, па.

Гудки посыпались в ухо Алексея.

…Еще никогда в своей жизни Алексей не радовался пробкам да столь бурно.

«Модель «Вольво» ХС 70 универсал… Ромка опознал, а он профи», – отправил он СМС Сереге и пошел ставить свой мобильный на зарядку в прикуриватель.

После того как Мила утащила его с террасы и они оказались в постели, реальность будто схлопнулась. Ничего не осталось за пределами их любви, словно никогда и не существовало; прошлое, настоящее, будущее – все сконцентрировалось в этом мгновении; суть жизни, вещей, чувств – все сосредоточилось в этой девушке, которую Роман держал в своих объятиях. Она стала центром мироздания и его величайшим смыслом, который Роман упоенно постигал.