Синухет обжился в этих краях, постарел, стал богатым и знаменитым. Но он не был счастлив в изгнании. Весь рассказ пронизан ностальгией; для египтян существовала только одна земля, бывшая для них центром и вершиной вселенной, только там они чувствовали себя дома. Когда Синухет постарел, его начали беспокоить мысли о том, что у него не будет подобающего погребения. Как тот, кто умер и похоронен на чужбине, обретет бессмертное существование? Наконец он получил прощение царя и приглашение вернуться к египетскому двору. Его величество сказал, что против Синухета, убежавшего по какой-то причуде, не будет выдвинуто никаких обвинений, и напомнил о необходимости подобающего погребения по египетскому обряду. «Ведь ты уже начал дряхлеть, утратил мужскую силу, вспоминаешь о дне погребения, о переходе к состоянию блаженства. Тебе назначат ночь, посвященную маслу сефет и пеленам из рук Таит. Тебе устроят похоронную процессию в день погребения: футляр для мумии – из лазурита; над тобою, находящимся в саркофаге, поставленном на полозья, – небо, и быки влекут тебя, и музыканты впереди тебя. Исполнят пляску Муу перед дверью твоей гробницы. Огласят для тебя список даров, совершат заклание против твоей стены; колонны твои будут возведены из белого камня среди [гробниц] царских детей. Не умрешь ты на чужбине, не похоронят тебя азиаты, не завернут тебя в баранью шкуру, не насыплют для тебя могильного холма. Слишком поздно [для тебя] скитаться [?]. Позаботься о своем трупе и возвращайся».

Прошло поколение, и угроза трону миновала. Сенусерт I был достаточно сильным и уверенным в своей власти. Политические беженцы, чьей виной было скорее неблагоразумие, чем измена, получили возможность вернуться ко двору. Синухет оставил свое имущество детям и вернулся, распростершись ниц перед фараоном. Он снова стал египтянином. «Годы были сброшены с моих плеч: я был побрит, мои волосы были подстрижены. Бремя было отдано пустыне, одежды – тем, кто кочует среди песков. Я был облачен в тонкое полотно, умащен первосортным маслом, положен спать в постель; я предоставил песок тем, кто обитает среди песков, деревянное масло тому, кто натирается им». Нет, никакая земля не сравнится с Египтом. В восхищении и неге Синухет воздал хвалу его величеству. «Нет простого человека, для которого было бы сделано что-либо подобное! И я был в милости у царя, пока не пришел день смерти»[107].

Несмотря на то что в эпоху Среднего царства египтяне не предпринимали попыток завоевания Азии за пределами Синайского полуострова, в Нубии и Нижнем Судане их политика была совсем иной. Там они были вели себя весьма агрессивно. Давление из Ливии, малоразвитость юга и возрождение нубийской культуры стали причиной волнений за первым порогом. Как и сегодня, египтяне стремились к объединению долины Нила и направляли войска для завоевания земель между вторым и первым порогами. В Нубии была построена цепь крепостей, граница вдоль Второго порога, которая сдерживала натиск нехсиу, как египтяне называли хамитов и негров, живших к югу от их страны, была укреплена.

Сохранились две пограничные стелы, установленные Сенусертом III у второго порога и запрещающие нехсиу передвигаться на север, за исключением торговых или деловых поездок. «Южная граница установлена в 8-й год… с целью запретить пересекать ее какому-либо нехси по суше, по воде и в лодке, а также многим нехсиу, исключая нехси, собравшегося торговать в Икене или [идущего туда] в качестве посланца: тогда с ними будут [поступать] хорошо; не позволяется, однако, судну нехсиу пересекать Хех, плывя вниз по течению»[108].

Во второй стеле азиаты описываются с тем же высокомерным презрением, что и в «Поучениях Мерикару». Общаясь с соседями, египтяне все больше убеждались в собственном превосходстве над ними. «16-й год царствования, 3-й месяц Всходов. Сделал его величество южную границу вплоть до Хеха. Я сделал мою границу, [когда] плыл я на юг [дальше, чем] мои отцы. Я увеличил то, что досталось мне… Ибо если молчать после нападения, [то] это укрепление сердца врага, усиление свирепствующего. Отступление – это слабость. Потесненный на границе – это настоящий трус [?], ибо слушает кушита, чтобы пасть от слова, а ответить ему – это заставить его отступить. Когда свирепствуют против него, он имеет обыкновение отступать, а когда отступают, то он впадает в ярость. Нет людей, которые почитают [?] это [отступление, так как] малодушные – это голь. Мое величество видело это [отступление кушитов?], и это не неправда»[109].

Границу охраняли египетские воины, усиленные суданскими охотниками, маджаями. Сохранилось несколько донесений из крепости Хесефмаджаиу, «Удерживание земли маджаев», располагавшейся у второго порога. «Дозорные, [которые] пошли патрулировать конец пустыни… крепость Хесефмаджаиу. В год 3-й, месяц третий перет, последний день, пришли доложить мне, сказав: «Мы нашли следы 32 человек [и] трех ослов…»[110] Это было в жарком июне, так же как и следующее: «Сообщите, будьте добры, относительно двух маджаев [и] трех маджаек [и] двух… спустившихся из горной местности в год 3-й, месяц третий перет, день 27-й. Они сказали: «Пришли мы к слуге фараона, да будет он жив, здрав, невредим». Был поставлен вопрос относительно условий [в] горной стране. Сказали они: «Мы не слышали ничего, [кроме того, что] эта горная страна умирает от голода». Так сказали они. Тогда приказал слуга покорный, чтобы они были отпущены в их горную страну в этот же день»[111]. Появление суданских охотников и воинов в рядах египетской армии означало, насколько мы можем судить, зависимость египтян от иноземных войск. Правда, ливийские наемники и нехсиу использовались еще царями VI династии для походов в Азию[112], но лишь суданские маджаи остались в египетской армии как ударные части и использовались для поддержания порядка внутри страны. Слово «маджаи» часто переводят именно как «полиция». Суданцы продолжали служить в египетской армии и во время Второго переходного периода, цари XVII династии использовали их для разведки в войне с гиксосами[113]. В начале Нового царства египетские войска покоряли иноземные территории, в то время как маджаи поддерживали спокойствие внутри страны; но поскольку прецедент использования иноземцев уже существовал, регулярная армия Нового царства все больше и больше пополнялась за счет пленников и наемников. Такое соотношение египтян и иноземцев в войске может быть признаком либо того, что египтяне не желали нести бремя завоевательной политики государства, либо процветания страны, позволявшего нанимать чужаков для выполнения этой тяжелой и опасной работы.