Так почему же они начинают поедать здесь мужчин и женщин? Никто и нигде не дает такого довольствия, как я». Можно предположить, что прижимистый старик преувеличивает свои затруднения на севере, чтобы заставить работников довольствоваться маленькой платой за их труд.

Хеканахт контролировал каждый аспект своего хозяйства, давая сварливые советы о том, как торговаться или платить. «Немедленно пошли Хети, сына Нахта, и Сенебнута возделывать два поля в Перхаа. Они заплатят за их аренду из дохода от продажи ткани, которая соткана здесь. «Превосходно», – скажешь ты о ткани. Пусть они ее возьмут, и, когда ее продадут в Небесит, пусть они арендуют землю вместе со всем, что на ней. Найди такую землю, не хватай угодья кого попало… И, учитывая то, что Хети, сын Нахта, будет возделывать эту землю, я не платил ему [большого] довольствия. Довольствие составит пять сосудов ячменя в месяц… Смотри, если ты ослушаешься, то я вычту разницу из тебя. И то, что я сказал тебе: «Давай ему по пять сосудов ячменя в месяц», – [означает], что ты будешь давать ему только четыре сосуда ячменя в месяц. Помни об этом!»

Хеканахт, постоянно наседавший на старшего сына, ничего не жалел для младшего, которого звали Снофру, и наложницы Иутенхаб. «Вот же, если у Снофру закончится довольствие, обязательно напиши об этом. Мне сказали, что он недоволен. Прояви особую заботу о нем и давай ему довольствие. И поприветствуй его [от меня] тысячу раз, миллион раз. Заботься о нем и с началом пахоты немедленно пошли его прямо ко мне». Когда же изнеженное дитя отказалось ехать к отцу, Хеканахт написал: «Если Снофру хочет присматривать за быками, то пусть приглядывает, ибо он не хочет бегать с тобой вверх и вниз во время пахоты и не хочет приехать ко мне. Смотри, что бы он ни пожелал, дай ему это».

Когда третий сын старика Сахатхор и служанка стали досаждать любовнице Хеканахта, тот пришел в ярость: «Немедленно выгони из дома служанку Сенен и будь внимателен каждый день, когда Сахатхор приходит к тебе. Смотри же, чтобы Сенен не провела и дня в доме, иначе если она причинит вред моей наложнице, то вся вина падет на тебя. Зачем я кормлю вас и что сделала вам моя наложница, о мои пять сыновей!.. Берегитесь, если причините ей вред! Вы не будете больше со мной. Если ты будешь спокоен, то это будет очень хорошо».

В Египте было множество мелких землевладельцев, которые, тоскуя по дому, приходили к писцам и диктовали череду напыщенных посланий о домашних делах. Благодаря случайности до нас дошла лишь эта небольшая пачка писем, которая позволяет нам приоткрыть дверь частного дома и взглянуть на жившую в нем семью.

Вскоре после окончания долгого правления Небхетепры Ментухотепа в стране вновь началась гражданская война, которая продолжалась около семи лет. Мы не знаем подробностей этих событий. С ее завершением появилась новая Фиванская династия – XII династия Аменемхетов и Сенусертов. Аменемхет I служил визирем при последних царях XI династии. Неизвестно, как он пришел к власти, но во время его правления приобрел популярность культ бога, который был ранее почти неизвестен или, во всяком случае, не имел политической силы в Египте, – Амона, в честь которого Аменемхет получил свое имя[97].

Власть Амона распространялась на всю вселенную. Его имя означало «Сокрытый»; таким образом, он был незримой сущностью, богом, способным присутствовать повсеместно. Согласно древней теологической системе, Амон был одним из восьми богов, существовавших в хаосе до начала творения, незримым и бесформенным богом воздуха. В любом случае он был перемещен из одной теологической системы в другую, обретя безграничные возможности. Он вытеснил всех богов, которых ранее почитали в Фивах, и стал божественным покровителем всего государства. В этом качестве его культ слился с культом солнечного бога Ра, и он превратился в «Амона-Ра, Владыку богов». В эпоху Нового царства Амон был признан главным богом империи и приобрел универсальную природу. Ему был посвящено огромное святилище, Карнак, где с эпохи Среднего царства и вплоть до римского времени возводились храмовые постройки, занимавшие гектары. К концу эпохи Нового царства жречество Амона стало самой богатой политической силой в мире и власть верховного жреца этого бога соперничала с властью фараона. Но сейчас, в начале XII династии, этот бог был извлечен из первобытного хаоса и только начал свой ошеломительный путь[98].

Перед царем стояла непростая задача – ему нужно было управлять слабым феодальным государством, где местные правители стремились всячески сохранить свою независимость. В частности, официальное летосчисление в провинции велось по годам правления не только фараона, но и местного князя, как если бы они были равны[99]. XII династия вышла из гражданской войны, и при самом первом царе произошел дворцовый заговор. Аменемхет I сам рассказал своему сыну об этом вероломном нападении. В этой связи, поскольку из данного сообщения следует, что во время заговора царь был убит, сразу возникает ряд вопросов. Таким образом получается, «поучение» сыну и наследнику было составлено уже покойным фараоном, который советовал новому царю никогда никому не доверять полностью. Чем является этот документ – простым литературным произведением или же подделкой? Хотя второй вариант и кажется нам наиболее вероятным, мы, поставив себя на место древних египтян, не должны сбрасывать этот источник со счетов. Для них мертвый царь ничем не отличался от живого, самостоятельно поставившего личную печать на этот документ[100]. Существуют источники, которые подтверждают факт заговора в конце правления Аменемхета, поэтому мы будем рассматривать этот текст как литературный памятник, основанный на исторических событиях.

Покойный царь говорит своему сыну: «Остерегайся черни, дабы не случилось с тобою непредвиденного. Не приближайся к ней в одиночестве, не доверяй даже брату своему, не знайся даже с другом своим… Сам оберегай жизнь свою даже в час сна, ибо нет преданного слуги в день несчастья. Я подавал бедному, я возвышал малого. Я был доступен неимущему, как и имущему. Но вот вкушавший хлеб мой поднял на меня руку. Тот, кому я протягивал длань свою, затеял смуту против меня… И вот случилось это после ужина, когда наступила ночь и пришел час отдохновения от забот. Улегся я на ложе свое утомленный, и сердце мое погрузилось в сон. И внезапно раздалось бряцание оружия, и назвали имя мое. Тогда стал я подобен змее, детищу земли, в пустыне. И мгновенно я пробудился и узрел, что сражаются в опочивальне моей, а я одинок. И понял я, что бьются меж собой воины мои. Если бы я схватил сразу оружие десницей своею, я обратил бы евнухов в бегство копьем. Но нет сил у пробудившегося в ночи, не боец – одинокий… Ибо не был я подготовлен к тому, что случилось, не предвидел я этого, не ведало сердце мое, что дрогнет стража моя»[101].