– В сущности, вся ваша дискуссия не по теме. – Он открыл портфель и достал толстую пачку бумаг. – Дело не в морали и уж конечно не в материально-технической базе. Дело в законе. Вот петиция, которую подписали родители, присутствующие здесь, и еще пятьсот человек. Этот документ является приложением к групповому иску, составленному от имени этих семей, которые настаивают, чтобы их дети были приняты в общеобразовательные школы Питтсбурга.

– Закон о гражданских правах в данном случае использовать нельзя, – сказал седой мужчина, поднимая глаза от бумаг.

– Просмотрите все бумаги. – Рон Стоун захлопнул портфель. – А мы с вами свяжемся позже.

За порогом обшарпанной комнаты, на старой каменной лестнице, они бурно заговорили; Рон был доволен, но старался не проявлять излишнего оптимизма, зато остальные возбужденно обнимали Каролину и благодарили за прекрасную речь. Та улыбалась и обнимала их в ответ. Несмотря на полную опустошенность, она сейчас с особой силой любила этих людей: Сандру, разумеется, которая по-прежнему каждую неделю приходила на кофе; Колин, которая вместе с дочерью собирала подписи под петицией; высокого жизнерадостного Карла, который предоставил обществу место для встреч на своем ковровом складе, хотя его единственный сын с синдромом Дауна умер в детстве от болезни сердца. Четыре года назад Каролина никого, кроме Сандры, не знала, а теперь их всех объединяла напряженная работа по вечерам, отчаянная борьба, скромные победы и большие, большие надежды.

Каролина, все еще очень взволнованная после своего выступления, поехала обратно в подготовительную школу. Увидев ее, Феба вылетела из толпы детей, обняла за колени. От нее пахло молоком и шоколадом, на платье темнела грязная полоска, волосы на ощупь – пушистые, как одуванчик. Каролина коротко рассказала Доро о собрании. Отвратительные слова – заполонят, обуза – до сих пор звучали у нее в голове. Доро, торопясь на работу, коснулась ее руки: «Вечером все подробно обсудим».

Каролина повезла Фебу домой. Мир вокруг поражал красотой: молодая листва, гроздья сирени – облачка пены и огня на зеленом фоне холмов. Ночью прошел дождь, сейчас небо было чистое, ослепительно синее. Каролина вывернула на аллею, затормозила и огорчилась, не увидев грузовика Ала. Они с Фебой прошли сквозь трепещущую тень платанов, Каролина села на крыльце, включила радио, а Феба принялась кружиться по мягкой траве, откинув назад голову и подставив лицо солнцу.

Каролина наблюдала за ней, и недавнее напряжение уходило. Кажется, впереди забрезжила надежда, однако годы борьбы со всем миром научили ее осмотрительности.

Приложив к уху Каролины сложенные ладошки, Феба шепотом поведала ей «секрет». Каролина не разобрала ни слова, лишь почувствовала жаркое, прерывистое дыхание, а Феба уже вновь выскочила на солнце и закружилась – счастливый человечек в светло-розовом платье. Лучи солнца зажгли янтарным блеском ее темные волосы, и Каролина вспомнила Нору Генри под ослепительными больничными лампами. Сердце кольнуло опасливым сомнением.

Феба остановилась, раскинув для равновесия руки, взвизгнула и помчалась через газон к лестнице. Наверху, глядя вниз, стоял Ал. В одной руке он держал разноцветный сверток – очевидно, для Фебы, а в другой – букет сирени, который, как знала Каролина, предназначался ей.

На душе у нее посветлело. Ал ухаживал настойчиво, терпеливо, неизменно, еженедельно появляясь с цветами и милыми подарками, – и с такой очевидной надеждой, что Каролина не могла его оттолкнуть. И все же она действительно старалась сохранять дистанцию – он был прав в своем обвинении, – не доверяя нежданной любви нежданного человека. А сейчас обмерла от радости: так боялась, что он вообще не приедет!

– Отличный денек сегодня.

Ал присел на корточки, чтобы обнять Фебу. Та в восторге прыгнула ему на шею. А подарок и вовсе привел ее в экстаз: получив сачок с резной деревянной ручкой, Феба схватила его и поскакала к зарослям темно-голубой гортензии.

– Как встреча с комитетом? – Выслушав отчет Каролины, он покачал головой: – Школа-то и вправду не для всех. Лично я ее терпеть не мог. Но Феба такой милый ребенок, ее обязаны принять.

– Я хочу, чтобы у нее было свое место в мире, – отозвалась Каролина и неожиданно поняла, что сомневается не в любви Ала к себе, а в его любви к Фебе.

– Ласточка моя, у Фебы есть место в этом мире, оно здесь, с тобой. Но в общем, ты права. Правильно делаешь, что борешься за нее.

– Надеюсь, у тебя эта неделя прошла лучше, – сказала Каролина, заметив тени у него под глазами.

– Как всегда, как всегда… – Ал уселся рядом с ней на ступеньке крыльца, поднял с земли палку и стал ее обдирать. Где-то вдалеке жужжала газонокосилка; маленький приемник Фебы играл «Люби меня, люби меня, люби». – Правда, намотал в этот раз две тысячи триста девяносто восемь миль. Рекорд, даже для меня.

Опять сделает предложение, подумала Каролина. Самое время: устал от дорог и готов осесть – точно попросит ее руки. Она смотрела на его пальцы, ловко и проворно отдиравшие полоски коры, и ее сердце таяло от любви. В этот раз она скажет «да». Но он молчал – так долго, что ей захотелось разорвать повисшую между ними тишину.

– Замечательный подарок, – произнесла она, кивнув на бегающую Фебу. Ее сачок выписывал дуги над зеленым газоном.

– Один мужик в Джорджии делает, – объяснил Ал. – Отличный парень. У него таких море, сам вырезает для внучат. Мы с ним разговорились в магазине. Он вдобавок собирает коротковолновые передатчики, пригласил меня зайти посмотреть. Ну и проговорили всю ночь. В кочевой жизни есть свои плюсы. Ах да! – Он полез в карман брюк и достал белый конверт. – Ваша почта из Атланты, мэм.

Каролина молча взяла конверт. Она знала, что там: сложенный лист чистой белой бумаги, а в нем – пачка двадцатидолларовых купюр. Ал привозил такие же послания из Кливленда, Мемфиса, Атланты, Акрона – городов, куда часто ездил. Каролина сказала ему только, что это деньги для Фебы от ее отца; Ал в душу не лез, а вот Каролина испытывала массу самых разных чувств. Иногда ей снилось, что она идет по дому Норы Генри и снимает с полок, достает из шкафов все подряд, бросает вещи в мешок, причем с огромным удовольствием, – до тех пор, пока не натыкается на Нору, стоящую перед окном с отстраненным, бесконечно печальным видом. В этот момент Каролина просыпалась и, пытаясь унять дрожь, пила в темноте чай. Присланные деньги она относила в банк и забывала о них до следующего письма. Так продолжалось уже пять лет. На счету было почти семь тысяч долларов.

Феба гонялась за бабочками, пчелами, пятнышками света, из радиоприемника лилась знакомая мелодия. Ал бездумно крутил настройку.

– Здесь, в городе, можно поймать хорошую музыку. А в захолустье, где я останавливаюсь, бывает, только и найдешь что «Сорок хитов». Со временем приедается. – Он замычал, подхватывая слова песни «Начни сначала».

– Мои родители под это танцевали… – Каролина перенеслась в детство, на крыльцо своего дома, где ее мать в платье с пышной юбкой встречала гостей. – Я уж и забыла. Субботними вечерами они приглашали друзей, скатывали ковер в гостиной и танцевали.