«Не-е-ет!» – внезапно заорал Руфрон. «Бинбо! Бонбо!» – кричал он, не унимаясь. К Руфрону потянулся третий чёрный луч. Толстяк затрясся, а затем рванул вперёд, ловчее самого удалого воина обогнув перила крыльца и скрывшись в фургоне. Луч-рука на мгновение застыла, но лишь на мгновение, после чего устремилась к стенке фургона, намереваясь пронзить её насквозь. Но тут из темноты вылетел Руфрон, держа над собой купленную на распутье бочку. Он замахнулся обеими руками и что было сил бросил её в сторону Чёрного Путника. Бочка не попала в цель, но, пролетев пару саженей, ударилась об острый камень. Щепки разлетелись, во все стороны брызнул тёплый грушевый сидр, окатив внезапным всплеском подобравшиеся к фургону тени. И те вдруг застыли. Зловещее звёздное сияние внутри силуэтов исчезло, хотя сами тени никуда не делись. С левой стороны, однако, подбирались ещё трое Чёрных Путников, мерцая своими душегубными огнями. Кэлбен метнулся вперёд и, за пару прыжков добравшись до облучка, схватил хлыст и что было мочи ударил тарнов по спинам. Те взвыли и рванули вперёд, а караванщик, потянув за вожжи, направил их прямо в озеро. Тарны врезались в воду, ступая по пологой отмели. Когда вода дошла им до живота, Кэлбен, оглянувшись и убедившись, что фургон отдалился от линии берега не меньше, чем на два десятка локтей, стукнул их подгонным прутом по бокам и те остановились.

– Сюда! Скорее! Бегом! – заорал он.

Альден с Омнусом бросились к Кэлбену. Руфрон с полными слёз глазами ринулся вслед за ними. По его глянцевой лысине и пухлым щекам струился пот. Он влетел в озеро, поскользнулся и грузно рухнул, расцарапав руки об острые камни.

Чёрные тени, облитые пеной хмельного напитка, вновь загорелись огнями и вместе с остальными тремя двинулись вслед за беглецами. Руфрон полуползком, спотыкаясь о камни и плюхаясь в воду раз за разом, пытался добраться до подтопленного фургона Кэлбена.

– Быстрей, Руфрон! Давай же! – кричал стоящий по грудь в воде Альд, спрятавшись за угол повозки.

Тени подступились к линии воды и остановились, потянув к беглецам чёрные как бездна руки-лучи. Руф догрёб до тарнов и схватился за бивень одного из них, в ужасе обернувшись назад. Все лучи устремились прямо к нему, и тут он понял, что уже не успеет обогнуть тарна и зайти ещё дальше в озеро.

Страшные длинные руки нависли над водами Горного Стража, но чем дальше они тянулись, тем тоньше делались, и, почти добравшись до Руфрона, остановились, показывая на него тонкими как иглы чёрными остриями и покачиваясь, словно бушприт причалившего парусника. Самая близкая луч-рука замерла всего в нескольких вершках от его лица. Толстяк судорожно хватал ртом воздух и крепко вцепился в бивень тарна, боясь, что тот вот-вот мотнёт своей большой головой, швырнув купца на смертоносные чёрные иглы. Воспользовавшись моментом, он медленно отпустил бивень и попятился, огибая тарна. Руки-лучи повело в сторону вслед за ним. Но как только он отступил дальше, они вновь вернулись к прежнему положению, теперь стараясь дотянуться до ближайшего к ним тарна.

Кошмарная сцена тянулась бесконечно долго. Все боялись пошевелиться, чтобы не нарушить странным образом создавшийся паритет. Сколько времени прошло, никто из путников не мог сказать даже примерно, но затем ночное небо покрылось невидимым балдахином облаков, и тени испарились, словно их никогда и не было. Кэлбен взял поводья и завёл тарнов ещё чуть дальше в озеро – на всякий случай. После этого все вчетвером обустроились на широком облучке. Спустя минут двадцать на небосводе вновь засияли звёзды. Где-то вдали опять вспыхнули смертельные огни, но самих силуэтов было не разглядеть. Чёрные Путники рыскали в поисках новых жертв, но уже, похоже, не могли добраться до удачливых беглецов, которые так и просидели на передке фургона – мокрые и истощённые – до самого рассвета.

* * *

Как только последняя звезда затёрлась бледной зарёй, Кэлбен направил тарнов к берегу. Эти удивительные животные без каких-либо колебаний штурмовали лесные ручьи и речушки, но ему ещё никогда не доводилось проверить на прочность силу их духа, продержав чуть ли не всю ночь в холодной воде. Те из-за своей толстой шкуры выдержали это испытание без особого труда.

Тарнов разводили на востоке за Каменным Хребтом. Они пользовались огромным спросом среди добраобарских купцов и продавались за баснословные деньги. Но вовсе не потому рыдал Руфрон, припав к охладевшему телу одного из своих тарнов. И не потому, что теперь он должен был оставить на каменистом берегу не менее дешёвый двухъярусный фургон, набитый различными восточными товарами. Для него тарны были большим, чем просто лишь средством передвижения. Он всегда бережно ухаживал за ними и дал им имена не из-за детскости и наивности, присущих своему характеру, но потому, что был очень одинок и считал этих бесстрастных животных частью своей мнимой семьи. У него не было ни жены, ни детей, а были ли другие родственники – этого никто не знал. Среди циничных купцов он также не находил себе места – был слишком чутким и слишком впечатлительным, хотя и обладал отличным деловым чутьём и хваткой. Поэтому он и решил странствовать. В родном Крубраде его ничто не держало, и на все свои накопленные сбережения он купил себе дом на колёсах, – этакое родное гнездо, куда не нужно возвращаться, потому что оно всегда рядом, куда бы ни завела тебя дорога, – и подспудно верил, что найдёт в своих странствиях близких ему людей. Теперь же, когда погибли его Бинбо и Бонбо, помогавшие поддерживать эту мечту, мир Руфрона рухнул. В нём что-то оборвалось. Теперь по нему было видно, что его по-светлому наивная сторона уже никогда не вернётся, а что займёт её место – оставалось сокрытым. Это почувствовал даже чёрствый Кэлбен, который, подойдя к стенающему торговцу, обмолвился лишь единственной короткой фразой: «Мне жаль, Руфрон».

Альден как мог утешал несчастного толстяка, пытаясь подбодрить его словами о том, что в Аскафласе тот купит себе новых тарнов, а вещи довезёт Кэлбен. И хотя истинных причин страданий торговца он не понимал, некоторая доля правды в его словах была. Конечно же, караванщик не стал бы забивать весь свой фургон вещами Руфа, тем более что теперь там должны были разместиться все остальные путешественники – взять можно было только самое ценное и самое необходимое. Всему остальному суждено было остаться в поломанном фургоне, брошенном на каменистом берегу среди можжевеловых кустов. Что же до покупки новых тарнов, то это едва ли можно было осуществить, и даже не потому, что в Аскафласе их могло не оказаться, но просто стоили бы они немало. За тарнами следовало отправляться в Пейм – там их можно было взять в три, а то, если удачно сторговаться, и в четыре раза дешевле прямо у восточных купцов, о чём Руфрон, конечно же, прекрасно знал.

Кэлбен наводил порядок в своём фургоне. Весь пол и нижняя часть стен внутреннего помещения насквозь промокли. На полу была настоящая свалка из раскиданных водой вещей, небрежно сложившихся мокрых ковриков и бесчисленных веток и прутьев, что прежде были свалены в углу для быстрого разведения костра на случай дождливой погоды. Когда всё было убрано, из колёсной лавки Руфа достали несколько волчьих шкур и расстелили на мокром полу. Руфрон собрал всё, что считал необходимым взять с собой, в большой сундук, который вместе с сундуком Омнуса перетащили к Кэлбену и задвинули туда, где ранее располагалась спальное место караванщика.