– А вот этим десятым и был, как я понимаю, тот самый Черных?

Демченко шмыгнул носом, снова сплюнул и скривил лицо.

– Я не особо много знаю о том, кто он такой, но как-то раз после занятий в учебном классе мы вышли покурить. Я забыл на столе тетрадку с записями и вернулся. Дверь в класс была закрыта не до конца, и я услышал разговор. Беседовали двое: одним из говорящих был Мориц, голос второго я тоже узнал – это был Черных. Эти двое спорили…

– Спорили? – удивился Веня. – Командир учебной роты и простой курсант!

– Вот именно! Я не сразу понял, о чем они ведут речь, Черных просил Морица отпустить его, а тот не соглашался. Происходящее показалось мне очень странным, и я подошел ближе и подслушал весь их разговор. Когда Черных заговорил про люфтваффе, тема их разговора стала вырисовываться. Из их разговора я понял, что Черных в мае сорок первого окончил Одесскую военную авиационную школу пилотов. После этого он служил в авиации и был командиром звена легкобомбардировочного авиационного полка в Виннице. Именно там, после полного уничтожения немцами их полка, Черных сдался в плен. Теперь, с учетом произошедшего тогда, я уверен, что Зацепин и Черных были не просто разные, а преследовали абсолютно противоположные цели. Зацепин рвался на родину, а Черных ненавидел большевиков и стремился летать и бомбить их. Поэтому он в тот день и просил Морица отправить его в летную школу и дать возможность летать. Он был очень амбициозен и не хотел быть обычным диверсантом. Он мечтал подняться в небо на боевом самолете и хотел воевать, но на этот раз уже совсем на другой стороне.

Веня выждал паузу и задал еще один, самый важный для него вопрос:

– А как вы думаете, еще кто-нибудь из курсантов вашей школы, до того как вы подслушали разговор Морица и Черных возле учебного класса, знал о том, что Черных – летчик?

Демченко усмехнулся.

– Наверняка единственный, кто это знал, был Зацепин.

– Почему вы так думаете?

– Потому что, когда они общались между собой, Зацепин частенько называл своего приятеля Летуном.

Окрыленный полученными от Демченко сведениями, Веня отправился домой и на попутках за несколько часов добрался до Могилева. Он тут же поехал на вокзал и купил билет до Пскова. О том, чтобы все-таки посетить Ленинград, не было и речи. Веня чувствовал себя прекрасно и добрался до Пскова без особых происшествий.

В городе Веня сразу же отправился в управление, так как ему не терпелось поскорей рассказать своему непосредственному начальнику о пропавшем в сорок первом диверсанте Кирилле Черных. Влетев с чемоданом в руке в кабинет отдела, Веня встретил там молодого опера Шуру Горохова, и тот сообщил, что Зверев куда-то умотал и, как обычно, не сказал куда. Также Шура предположил, что сегодня Зверев, скорее всего, уже не появится. По словам дежурного, с которым Веня наскоро пообщался на входе, Костин уже знал, что Корнева тоже нет на месте, так как он уехал на совещание в главк. Выходило, что он напрасно потратил время. Веня выругался: «Нужно было сразу отправляться домой и не ехать в такую даль, да еще тащить чертов чемодан». Делиться вновь открывшимися сведениями с Шурой Гороховым Веня, разумеется, не спешил и решил все же подождать Зверева.

Спустя полчаса, выкурив две сигареты и выпив три стакана чая в компании Шуры, Веня все-таки решил ехать домой. Прихватив чемодан, он вышел в коридор и нос к носу столкнулся с Лопатиным. Тренер «Спартака» только что вышел из кабинета Кравцова и уже направлялся к выходу.

– Здравствуйте, Егор Митрофанович, как поживаете и какими судьбами здесь оказались? – поинтересовался Веня.

– Да Кравцов ваш меня по-прежнему донимает, – проворчал Лопатин. – Вызвал вот на очередной допрос по делу Зацепина, а что я ему нового могу еще рассказать, когда и так уже все рассказал. А у меня, между прочим, очередные соревнования на носу. А из-за вашего следователя я сегодня снова тренировку пропустил.

– Ну не убивайтесь вы так. Вы же понимаете, что соревнования соревнованиями, а убийцу Зацепина обязательно нужно найти.

– Да все я понимаю. Так уж, по привычке ворчу по-стариковски, не обращайте внимания. А вы, я вижу, из путешествия вернулись, – Лопатин указал на чемодан в руках у Вени. – Как вам Ленинград? Если я правильно понял, это была ваша первая поездка в город трех революций? Как вам, кстати, Эрмитаж? Надеюсь, вы в него попали? Эх, соскучился я по родному городу, сам бы туда смотался, да все времени не хватает.

Вене тут же захотелось сказать, что ни в какой Ленинград он не ездил, но от этого его поездка не стала менее интересной. О своей поездке в Смоленск и Могилев Лопатину он, конечно, рассказывать не станет. Хоть Вене и не терпелось поскорей узнать, знакома ли Лопатину фамилия Черных, но от данного вопроса он все же воздержится. Сначала он отчитается перед Зверевым, а уж дальше видно будет. Решив‐таки пока не посвящать Лопатина во все подробности своего путешествия, он небрежно бросил:

– Ленинград очень красивый город. Времени было маловато, но ничего. В Эрмитаже я, разумеется, тоже побывал. Полюбовался на статую Зевса и на безрукую статую Венеры Таврической, – Веня начал перечислять все достопримечательности, о которых он успел прочесть в справочниках. – Картины опять же: Тициан, Рубенс, Караваджо́…

– Карава́джо! – тут же поправил Лопатин, сделав ударение на третью гласную. – Ну да ладно. Рад, что ваша поездка была удачной, а теперь, если позволите…

– Да, да. Конечно! – сказал Веня и пропустил Лопатина вперед.

Тот сделал пару шагов к выходу, но вдруг остановился.

– Ах да, чуть не забыл! – Лопатин пожал плечами. – Это насчет вашей недавней просьбы. Может, конечно, это все и не важно, но я все же решил вам сообщить. Тут, знаете ли, небольшая оказия вышла – записка та, что вы мне давали, куда-то пропала.

Веня вздрогнул.

– То есть как пропала?

– Да вы не волнуйтесь!