Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что, товарищ майор — мчим в управу? — осведомился Гриша.
— Погоди… — Коваль устало улыбнулся, — Нам еще шкаф назад задвигать.
— Да бросьте! — Клавдия замахала на них руками, — Там пылюку вытереть надо, раз уж сунулись, да и вещи перебрать. Ох, радость-то какая! Пойду соседям расскажу!
— Погоди Клава, — Авсен замахал руками, — Может нельзя пока? Дело-то такое — государственное.
— И шо? Я этого пятнадцать лет ждала — выслушивала за спиной всякое! Нет! Я молчать не буду!
Клавдия Николаевна выскочила наружу, откуда немедленно донеслось: «А! Людка — вот ты где, падла! Иди-ка сюда — у меня есть пара слов тебе за моего мальчика сказать! Ты на него наговаривала? Ну во я тебе сейчас устрою!» Вздохнув, Турухаев беспомощно развел руками.
— Ну… С этим ничего не поделать.
— Ничего — мы понимаем. Спасибо за сотрудничество, — Коваль пожал ему руку, — Мы, пожалуй, поедем.
— А вы… — Гриша следом за Майором тоже пожал руку Турухаеву, — Когда немного все успокоится, найдите время заглянуть к нам. Попробуем вспомнить, кто у вас останавливался, может, найдем того кого они послали тут порыться.
— Непременно — я всегда рад помочь… — Авсен немного помялся, — Вы уж извините Клавдию… Ей так сложно было все эти годы.
— Понимаю. Ничего страшного — пускай…
Ободряюще улыбнувшись, Гриша вышел на улицу, где его уже ждал Коваль. День был выходной, поэтому вопли Клавдии Степановны собрали достаточно большую толпу зрителей, от которой отделился пожилой мужичок и комкая в руке картуз, бочком подошел к ним.
— Я извиняюсь, товарищи, а шо, собственно, происходит?
— Все в порядке, дядь Саш.
— Просто Клавка голосит, шо докУменты нашлись, которые шпиен покрал, и шо те документы свидетельствуют, шо ее сынок не виноватый?
— Да, примерно так все и обстоит, — Гриша весело подмигнул ему и сел за руль, — Остальное секрет… Уж извиняй.
— Дела…
Мужичок почесал лысину и, проводив взглядом отъехавшую машину, вернулся к остальным.
— Ну че там? — нетерпеливо осведомилась растрепанная женщина, теребя фартук со следами муки.
— Че-че… Посодют тебя, Людка, вот че.
— Это почему-й то меня посодют?
— А шоб не болтала шо попало про честных людей.
— Дак кто-ж знал то? Все говорили…
— Вот говорили все, а посодют тебя… А если узнают, шо ты сахар со столовой таскаешь, то еще и расстреляют.
— Это кто это сказал, шо я таскаю?
— Все говорят! — мужичок довольно оскалился, демонстрируя золотую фиксу, — Как Петрова дежурит, так у ней чай сладкай. А как ты — так шиш!
— Да брось ты еще тут глупости рассказывать, — возмутилась Людка, но как-то неуверенно.
Это не укрылось от внимания окружающих. Крепкий высокий рыжеволосый парень подмигнул дяде Сане и согласно закивал.
— Таскаешь-таскаешь! Жена сама видела.
— Да то остатки! Не выбрасывать же!
— Во-от! А куда таскаешь? Ладно бы на самогон, так нет! Когда мать твоя делала — прям мед был! Ни похмелья, ни запаха. А опосля твоего башка раскалывается. Вывод? Не на сахаре ставишь! Куда тогда деваешь?
— А твое какое дело? Мож сама ем?
— Мож и ешь. А мож и продаешь, а на эти нетрудовые доходы иностранную ахентуру спонсируешь. Ты смотри — доберутся до тебя.
— Да ну тя — такое говоришь! — возмущенно пихнув его в бок, Людка поспешила ретироваться.
— Убежала! Правда глаза колет, да, дядь Саня?
— А то!
— Дураки вы… — молодая женщина взяла рыжего за рукав и потащила прочь, — Взяли напугали человека.
— Да ладно тебе, Ленка! Мы ж шуткуем.
— Ты, шутник, лучше б половики вытряс. А то зубы скалить всегда первый, а как по дому работать, так не допросишься. Пошли — я там лещика купила.
— А пиво?
— И пиво. Но сперва — половики.
* * *
День подходил к концу. Завершив все дела, Коваль и Гриша прогулочным шагом шли по Вечерней Набережной, которая, как следовало из названия, была популярным местом вечерних прогулок горожан. По ней туда-сюда, под звуки игравшего на летней сцене духового оркестра, неторопливо прогуливались парочки. Одинокие девушки со скучающим видом сидели на скамейках, ожидая смельчаков, которые рискнут подойти и завязать знакомство.
Периодически в толпе мелькали стайки одетых в парадную форму курсантов, которым дали увольнение в город. Они шумно обсуждали свое распределение, слышались подколки в адрес тех, кому выпало ехать в места считавшиеся незавидными и ответные реплики в стиле: «В холода съеживается не только писюн, но сроки между званиями. Я „каперанга“ получу и к тебе с проверкой приеду — я ведь все припомню».. Скользивший мимо, с показной ленцой сытой акулы, патруль, искоса наблюдал за курсантами, следя чтобы те на радостях не перешли границу дозволенного.
У фонтана давали «номера» парочка оборванцев. Один наяривал на старенькой гармошке, второй, обходя с кепкой народ, без умолку декламировал незамысловатый текст.
— Эх, граждане-товарищи, не проходите мимо. Сегодня в программе гармонь и мои пантомимы. Насильно вас не держим, но дальше — причал. Там представление еще хуже: поверьте — проверял.
Я — Жора, а с гармонью Егор. Держим прямой путь с кудыкиных гор. Устали с дороги — сил нет. Но сперва представление, а потом — обед. Бесплатно нас кормить никто не собирается. Так что у нас тут проблема намечается.
Кому не жалко — дайте монет. А то так жрать хочется, что сил нет. Кто дал — тому желаем здоровья. А кто зажал — тот жопа коровья.
Через толпу протиснулся милиционер, встал в первом ряду и, когда декламатор с кепкой дошел до него, показал ему кулак.
— Работникам органов наше почтение, но нас застали на месте преступления. Егор — самое время играть отступление.
Гармонист заиграл «Марш уходящих кораблей» и под эту мелодию и хохот зрителей парочка скрылась в ближайших кустах. Милиционер, удовлетворенно кивнув, огляделся и заложив руки за спину неторопливо зашагал дальше.
В конце набережной находился пляж. Расположившийся на нагретом песке народ наслаждался теплом вечернего Ореола. Дальше от воды, на травке среди кустов, уже горели костры, вкусно пахло печеной картошкой и шашлыком, а пожилой пузатый дядька в распахнутой рубашке тащил, бережно прижимая к груди, две больших банки с разливным пивом. Коваль сошел с гранитных плит на горячий песок, подошел к воде и некоторое время задумчиво постояв, снял туфли, закатал штанины форменных брюк и побрел по краю прибоя.
— Хорошо тут у вас…
— Это да — согласился Гриша,