к нему прицепился? Он журналист — ему положено!

— Нет, Клава — я все понимаю, но по моему мнению, он перешел всяческие границы приличия! Он тебя тогда до слез довел своими вопросами!

— Ой да ладно тебе! Тогда ситуация была такая. Ну всплакнула — шо теперь? Подозревать человека в чем не попадя? Ты сам то хорош — с топором за ним гонялся.

— А можно поподробнее? — Коваль с Гришей заинтересованно подались вперед.

— Да шо там поподробнее? Авсену показалось, шо кто-то залез. Он взял топор и пошел проверять. А там Аркаша — он уезжал, хотел вещи забытые поискать. Увидел его, испугался…

— Почему испугался?

— А я-то почем знаю? Наверное, потому, шо после того разу он ему обещал голову отломать, если еще раз с вопросам приставать будет. Авсен у меня не смотрите шо инженэр — спуску не даст.

— И что потом было?

— Ну а шо там может быть? В милицию обоих забрали, протокол составили, заставили объясниться.

— А когда это было?

— Вот шоб я так помнила! Я же говорю — в милиции протокол писали. Зайдите, да у них и поинтересуйтесь. Там на протоколах дату ставят.

— Обязательно… — Коваль повернулся к Авсену, — Значит, говорите, Бабкин особенно активно этими вопросами интересовался?

— Да. Именно так. И он мне очень не нравился. Навязчивый какой-то. Липкий.

— Хорошо — мы вас поняли. Проверим, что за фрукт этот Бабкин. А вы, если еще кого вспомните, то немедленно обращайтесь в местное управление.

Майор, надев фуражку, отдал воинское приветствие и вышел. Гриша вышел следом, задумчиво почесывая затылок.

— Твое мнение? Ты местные дела лучше меня знаешь.

— С одной стороны, у этого Авсена к тому Бабкину явная личная неприязнь. Да и профессия его обязывала во все нос совать. С другой стороны — проверить надо.

— Как долго по вашим каналам займет справки о нем навести?

— Быстро. А по пути в местный участок заедем — дату узнаем и протоколы почитаем, чтобы понимать, насколько показаниям этого Авсена доверять можно. Потому, что если он на него с топором прыгал, то тут всякое может быть.

— А кто он вообще?

— Главный электрик в грузовом порту. Привозил сюда жену на лечение. Что-то легочное. Тут она и скончалась. Потом несколько раз приезжал с детьми могилу проведать. Останавливался у Варенихи — он вдовец, она — вдова, то се. Перевелся сюда, стали жить вместе. Сын в Североокольске в Институте учится на физика, дочь в этом году школу оканчивает.

— Ого! Все знаешь! — удивился Коваль, — Из спецкадров? Эйдетик?

— Не — память просто хорошая и слушать умею. А так-то я эмпат. Слабенький правда — десятка. Но умею людей к себе располагать. Очень помогает в работе.

— Ну десятка — это не такой уж и слабенький.

— Да ладно — я свои возможности хорошо понимаю… — Гриша некоторое время молча рулил, — А правда, что вас учат людей на расстоянии ушатывать? Ну вот бежит, к примеру, человек с ножом, а вы его раз — и, не касаясь руками, уложили?

— А вас в ГБ не учат?

— Ну, кого-то может и да. Может и меня научат, когда я на повышение пойду. Просто интересно — как это?

— Давай сперва с делами закончим.

— Понял, товарищ майор, не дурак. Был бы дурак — не понял.

Машина въехала на узкую мощеную булыжником улицу. Гриша поморщился, слушая скрипы и кряхтение подвески, и предложил прогуляться пешком — тут недалеко.

* * *

Местный милицейский участок располагался в утопающем в зелени домике с мезонином, и если бы не табличка и антенна радиостанции, то ничем бы не отличался от жилого дома. Во дворе пожилой усатый сержант, скинув китель и старательно орудуя тряпкой, наводил лоск на мотоцикл с коляской. Чуть дальше двое парней лет шестнадцати пилили дрова двуручной пилой. Возле них, похлопывая крыльями, важно расхаживал жирный белый гусь.

— Дядя Леша… — заныл один из пильщиков, — Ну может хватит уже?

— Пили-пили. Я сам скажу когда хватит.

— Ну руки уже отваливаются…

— А гусей тырить — не отвалились? Вот и работайте, лиходеи. Совместный труд облагораживает. Ишь додумались! Ладно бы на другой стороне, где вас никто не знает. А то ведь посередь бела дня, да при знакомых! Вот теперь, коли башкой думать не умеете — тренируйтесь пилой работать, потому как если за ум не возьметесь, то оно вам пригодится.

— Да мы больше не будем!

— Вот и покажи это. Упорным трудом на благо общества, — сержант что-то прикинул в уме и ухмыльнулся, — Баба Маня! Да за гуся! Тут чтоб она вас извинила, два куба дров — не меньше! Так что пили — не отвлекайся. Тебе еще вечером от бати огребать.

Парни, понурив головы, закинули на козлы следующее бревно и снова принялись дергать пилу туда-сюда.

Коваль с Гришей прошли по дорожке, поднялись на крыльцо и вошли внутрь. Там за столом сидел усталый капитан милиции и, задумчиво грызя карандаш, перечитывал написанное. Рядом со столом на табуретке примостился с виноватым видом еще один гражданин. Увидев Гришу, милиционер удивленно вскинул бровь.

— У-у-у! Какие люди!

— Здрасьте, Петр Егорьевич. Работаете?

— Работаем… — милиционер повернулся к гражданину на табуретке, — Ну что, Макарьев? Дошутился? Вот, пожалуйста — пришли за тобой!

— Ну мы, вообще-то, тут по другому вопросу, — Гриша сделал официальное лицо, — Но если по нашей части, то чтоб не прихватить? Что сделал?

— Он то? Пошутил он!

— Пошутил?

— Ну да. У нас на Канатной улице здание, то ли Лонгского, то ли Аменского, шут их разберет, торгпредства стоит… Или как там у них это заведение называют? А рядом — Канатный переулок. И иностранцы часто путаются.

— Да — есть такое. А в чем шутка?

— Я, товарищи, телефонистом работаю, — пояснил Макарьев, — И вот сижу я на столбе, никого не трогаю, линию прозваниваю. А внизу двое иностранцев Канатную улицу ищут. Карту крутят, что-то на своем ругаются.

— А вы язык знаете?

— Да. В армии радистом был — слушали мы их. Так что я и знаю, и говорю. И вот сижу я наверху, а они спорят. Потом один юморнуть решил. Говорит: «Знаю что делать! Тут в Залесье везде агенты ГБ. Давайте их позовем, и у них дорогу спросим!» И вдвоем: «Джи Би! Джи Би!» Ну как тут удержаться? Свешиваюсь со столба и на чистом ихнем говорю: «В чем проблема, господа? Канатную улицу ищете? Это вон туда. А тут — Канатный переулок».…

Гриша некоторое время держал серьезное лицо, потом, не выдержав, всхлипнул и расхохотался. Макарьев показал на него милиционеру.

— Вот